Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [66]
Но когда в мае 1863 года Михаил отправился в Вильну и приступил к решительным действиям по подавлению мятежа, всем разногласиям между братьями пришел конец. Александр полностью поддержал образ действий Михаила Николаевича. «Брат Михаил действует славно, как истинно русский… Многие кричат за конституцию, но теперь не время помышлять о ней. Надобно наперед унять поляков средствами диктаторскими, как делает Михаил в Вильне», – пишет Александр Николаю 1 июня 1863 года. И продолжает мысль 1 августа 1863 года: «Брату Михаилу, по мнению моему, надобно воздвигнуть памятник не за одно усмирение юго-западной (так в тексте. – П. Ф.) России, но за спасение отечества. Подобными мерами, думаю, что восстановить можно бы и Царство Польское, то есть обратить его в русские губернии с русскими правителями»[197].
Дополнительные комментарии, думаю, излишни.
X. Первая отставка. Помещик
Вернемся, однако, к главному герою нашей книги, которого мы оставили в 1819 году. Отступничество брата произвело на Михаила сильное впечатление и, конечно, заставило его задуматься над собственным настоящим и будущим.
Еще один повод для этих мучительных раздумий появился у Михаила годом позже в связи с беспорядками в Семеновском полку. Семеновский лейб-гвардии Его Величества полк был одним из старейших и наиболее привилегированных полков русской гвардии. В бытность свою наследником престола полком командовал будущий император Александр Павлович. Среди офицеров-семеновцев после войны 1812–1814 годов было много выходцев из самых аристократических семей России, много людей образованных и либерально настроенных. В том числе будущих декабристов. В 1820 году командовавший полком генерал Я. А. Потемкин – человек либеральных взглядов, «отец» солдатам и младшим офицерам, по представлению А.А. Аракчеева был заменен полковником Ф. Е. Шварцем. Замена была произведена для того, чтобы вытравить из старейшего полка русской гвардии либеральный и попустительский дух, не соответствовавший вкусам временщика.
Полковник Шварц был выходцем из незнатной семьи обрусевших немцев. Боевой офицер и служака именно в аракчеевском духе, он приступил к командованию полком по привычным для него лекалам муштры, зуботычин и шпицрутенов для солдат, мелких придирок и требования неукоснительного соблюдения буквы устава для офицеров. Семеновцы привыкли быть привилегированным полком. Ни офицеры, ни солдаты не приняли неотесанного немца. Поднялся ропот, сначала глухой, потом все более громкий. Офицеры не пытались его остановить. Наконец замученные муштрой солдаты обратились с коллективной жалобой на полкового командира, что было строжайше запрещено уставом. Жалобщики были арестованы. Тогда весь полк без команды построился на плацу и потребовал освобождения товарищей. В этой ситуации Шварц проявил нерешительность и малодушие. Он не вышел к солдатам и не сумел привести их в повиновение. За это он был предан военному суду и приговорен к смертной казни. (Позже, правда, помилован и даже возвращен на военную службу.) Но главным преступником был признан полк, действия которого напугали и возмутили императора именно потому, что речь шла о crème de la crème императорской гвардии. Следствие не вскрыло подстрекательства солдат со стороны офицеров, но сама возможность такой смычки офицеров-аристократов с солдатской массой казалась страшным знамением. Семеновский полк был раскассирован без всяких скидок на былые заслуги или аристократическое происхождение офицеров.
С этого момента стало окончательно ясно, что время либеральных мечтаний прошло, что в окружении и сознании Александра I реакционеры взяли верх и они не будут шутить с теми, кто покушается на устои государства.
Мы видели, анализируя «Законоположение Союза благоденствия», что Михаил был сторонником условной лояльности по отношению к правительству и надеялся на его «доброжелательство». Постепенно от этой надежды не осталось и следа. В 1820 году во время кратковременного пребывания Николая Муравьева в Петербурге Михаил написал и передал брату с оказией записку, которая являлась реакцией на тот холодный прием и скудные награды, которые Николай получил в Зимнем дворце после доклада о своей экспедиции в Хиву – экспедиции, из которой Муравьев, каждый день рискуя жизнью, привез важнейшие сведения. Вот что написал Михаил брату: «В Риме всегда можно было довольствоваться пользой, которую ты принес… В России же, поверь, мой друг, не должно искать сей пользы, должно или с презрением к правящим тварям совсем удалиться, или служить с тем, чтобы их когда-нибудь истребить»[198].
И это пишет человек, который всего несколько лет назад заявлял: «Муравьевы не могут сидеть без дела и не приносить пользы!» Человек, который неплохо продвигался по службе. Что же произошло? Обида за отставку брата Александра и недооценку брата Николая, подтверждающая подспудное подозрение в том, что Муравьевы занесены в какой-то таинственный «черный список»? А может быть, догадка, что царю известно об активности Муравьевых в тайном обществе и им нечего рассчитывать на его благоволение? И мысль о том, что с заговорщиками власть шутить не будет; в успех же любого антиправительственного заговора Михаил, будучи реалистом, ни секунды не верил. Или это рационализация глубокой фрустрации в связи с собственным положением? Страстно желая служить, приносить пользу и делать карьеру, но по совпадению ряда обстоятельств вынужденно сидя в затянувшемся отпуске, Михаил, возможно, подсознательно, пытался этими жесткими словами приискать для себя самого удовлетворительное объяснение и оправдание своих действий? Вероятно, и то, и другое, и третье, как это обычно и бывает у сложных натур в сложных жизненных обстоятельствах. И фоном ко всем этим тревожным чувствам и мыслям простой и грубый факт: жить с семьей в московском доме отца с его придирками и его сожительницей невозможно; своим домом в Москве или тем более в Петербурге на подполковничье жалование не проживешь, а доходы с имения жены – скудные. Остается одно: окончательно обосноваться в деревне и заняться хозяйством, чтобы приумножить доход с него. Силы и энергии для этого Михаил чувствовал в себе достаточно.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.