Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [62]
Наивная уловка. Все письма Муравьева перлюстрировались, и о его «сигналах» тут же становилось известно тем, против кого они были направлены. Сразу были приняты контрмеры. В Петербург полетели жалобы на кляузный характер бывшего заговорщика и просьбы избавить Тобольск от его несносного присутствия. А тут еще Муравьевых поймали на попытке незаконно переслать из Тобольска в Иркутск ссыльному декабристу Муханову письма от Прасковьи Михайловны и ее сестры Варвары Шаховской, невесты Муханова. И хотя обнаружили эти письма не в Тобольске, а в Иркутске, произошло это так «своевременно», что трудно избавиться от ощущения – в Иркутске знали, что и где искать (письма были спрятаны в двойное дно ящика с семенами). Не был ли завербован кто-то из тобольской прислуги Муравьевых?
Как бы то ни было, Муравьев получил письменное замечание от Бенкендорфа, и его убрали из Тобольска: с понижением по службе перевели в Вятку на должность председателя уголовной палаты.
Накануне отъезда в Вятку умирает младшая дочь Муравьевых Лиза. Это пятый ребенок, которого теряет бедная мать. Обостряется ее давнишняя болезнь, безжалостная чахотка. А тут еще долгий и трудный переезд и холодный климат. Муравьев умоляет перевести его из Вятки в какой-нибудь южный город, где жена могла бы получить шанс на выздоровление. Но поздно: в январе 1835 года Прасковьи Михайловны не стало.
А жизнь продолжается. Новое место службы – Таврида, должность та же – председатель уголовной палаты. И та же линия поведения: Александр Николаевич продолжает разоблачать «злоупотребителей». Главной мишенью его разоблачительного рвения оказывается таврический гражданский губернатор А. И. Казначеев, но доставалось и другим чиновникам. Сигналами о злоупотреблениях Муравьев бомбардирует генерал-губернатора Новороссии М. С. Воронцова…
Большинство наших современников узнает о Михаиле Семеновиче Воронцове из эпиграммы Пушкина: «Полу-милорд, полу-купец, полу-мудрец, полу-невежда, полу-подлец, но есть надежда, что будет полным наконец». Здесь «наше все» зло клевещет, вымещая личную обиду. М. С. Воронцов – герой русско-турецких войн начала XIX века, герой 1812 года, командовавший дивизией при Бородине и раненный штыком в рукопашной схватке, командир русского оккупационного корпуса во Франции, генерал-губернатор Новороссии, украсивший пустынный край садами и дворцами, библиофил, покровитель искусств – вряд ли заслуживал такой характеристики.
К 1836 году, когда А. Н. Муравьев прибыл в Симферополь, Воронцов руководил Новороссией уже 14 лет. Половину этого срока под его руководством работал таврический губернатор Казначеев. Понятно, что атаки на Казначеева Воронцов воспринимал как атаки на себя самого. Но на «сигналы» только что прибывшего Муравьева Воронцов поначалу реагировал спокойно и даже доброжелательно. Он советовал Казначееву встретиться с неутомимым обличителем и обсудить его претензии спокойно, в конструктивном духе. Но Александр Николаевич отказывается от встречи. Тогда Воронцов запретил Муравьеву писать ему и рекомендовал обращаться прямо в Петербург к министру юстиции (по ведомственному подчинению уголовной палаты). В одном из писем того периода Воронцов сетовал на «несчастную его [Муравьева] наклонность к подозрению и удалению против таких людей, которые хотя как и все люди, и как он сам, часто могут ошибаться, но в прямом усердии к добру и к пользе службы ему[,] конечно[,] не уступают. <…> [Б]оюсь, что господин Муравьев… в странном уверении, что кроме его в губернии нет ни одного честного человека… все будет продолжать удаляться, доносить и тем более и более портить все дела, которых коснется»[190]. Когда спустя некоторое время Воронцова спросили, можно ли назначить Муравьева губернатором (в смысле справится ли он с этой должностью), Михаил Семенович ответил кратко, но емко: «Только не у меня в Новороссии»…
С такой-то вот репутацией человека способного, честного, но неуживчивого и склонного к кляузе А. Н. Муравьев в конце 1837 года получил назначение на должность архангельского гражданского губернатора. Александр уже давно думал об отставке. Он принял назначение потому, что «выгоднее выйти в отставку губернатором, чем председателем (уголовной палаты)», и, наученный горьким опытом, не собирался особенно активничать. «Губерния запущена. Дела делать невозможно, ибо хотят, чтобы все дурное называли прекрасным. А как сего по совести сделать нельзя, то приходится все оставить в текущем порядке или беспорядке. Оно покойнее для всех», – писал он брату. Наивный человек. Он искал покоя, но об оценке работы своего нового начальника, военного губернатора Сулимы, писал открытым текстом: «Губерния запущена». Похоже, он так и не понял, что все его письма тайно прочитываются, так что его оценки всегда могут дойти до оцениваемых.
