Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [57]
Первый период деятельности «Союза благоденствия» был довольно успешным. За несколько месяцев число его членов значительно выросло и перевалило за сотню. Было создано несколько региональных управ. В некотором смысле этому росту способствовали действия власти, укреплявшие веру в ее намерения даровать России Конституцию. Именно так была понята многими речь императора в Варшаве 15 марта 1818 года. Открывая Польский сейм, воссозданный в соответствии с Конституцией, дарованной им Царству Польскому, Александр заявил о своем намерении «распространить спасительное влияние законно-свободных учреждений на все страны, провидением ему вверенные». То есть даровать Конституцию всем народам Российской империи. Однако парадоксальным образом эти же надежды стали одним из факторов пассивности союза: если государь и так намерен ввести Конституцию и представительные институты, зачем особо усердствовать в каком-то тайном обществе? Когда же через пару лет стало понятно, что обещания царя останутся благими пожеланиями, наступила другая реакция – откат настроений части потенциальных единомышленников от умеренно-эволюционных к радикально-революционным взглядам.
Между тем в жизни М. Муравьева происходили важные изменения. Неподалеку от отцовского Осташева, где проходила летняя практика колонновожатых, находилась усадьба Надежды Николаевны Шереметевой (урожденной Тютчевой). Муж ее, Василий Петрович, трагически погиб в 1808-м: лошади понесли и разбили коляску вместе с седоком. Надежда Николаевна одна воспитывала сына Алексея и двух дочерей – Пелагею (по-домашнему Полю) и Анастасию. С семьей Муравьевых Надежду Николаевну связывало не только соседство по подмосковному имению, но и многолетняя дружба с главой семьи. Дружба, может быть, не всегда искренняя, но достаточно серьезная. Николай Николаевич даже отдавал на какое-то время на попечение Надежды Николаевны свою дочь Софью. Надежда Николаевна, со своей стороны, так высоко ценила образованность и педагогический талант Николая Николаевича, что отдала в его училище колонновожатых своего сына Алексея. Так что обе семьи общались очень плотно.
В 1817 году Поле было 16 лет, Михаилу 21. Он был хром, некрасив лицом, но необыкновенно умен и энергичен. К тому же его украшал ореол героя и мученика 1812 года. Да и излишней робостью в отношении женского пола, как мы знаем, Михаил не страдал. Поля была умна, недурна собой и так молода, что Михаил мог надеяться «довоспитать» ее в соответствии со своим идеалом.
В январе 1818 года Михаил Муравьев и Пелагея Шереметева обвенчались в церкви села Покровского.
«Довоспитание» состояло, видимо, в освобождении Поли от некоторой экзальтированности, которая была свойственна ее матери. Об этом можно судить по той характеристике, которую дает семье Шереметевых Иван Бурцов: «Ты желаешь знать новую семью Мишину, – пишет он в письме к Николаю на Кавказ. – Жена его молодая особа, одаренная прекрасными качествами и получающая окончательное воспитание по образцу мнения мужа. Теща, набожная женщина, имеющая неимоверную чувствительность и доброту сердца; но от излишества первого качества и от чрезмерной набожности во всех поступках своих кажущаяся странною»[172].
В придачу к «прекрасным качествам» за Полей было дано поместье в Рославльском уезде Смоленской губернии с двумястами душ мужского пола[173].
В период сватовства и женитьбы в очередной раз обострились отношения Михаила с отцом. Николай узнал о ссоре от отца и попросил Бурцова сообщить ему его мнение об этой истории. Вот что ответил наблюдательный друг семейства письмом от 21 февраля 1819 года из Петербурга. «Неудовольствие Миши с отцом… есть следствие озлобления отца, происшедшее от разности их образа мнения. Строгие правила Миши не согласуются с поступками старика («старику» было 50 лет. – П. Ф.), который, привыкши видеть в Мише дел своих цензора и не имея возможности изменить сии отношения, предался гневу. Женитьба Миши, хотя с его позволения совершенная, еще более их разделила. Новые обязанности, налагаемые семейной жизнью, заставили Мишу пещись о благе новых своих родных и через то оставить и дом и службу отца. К тому же спор о Софье [сестре Муравьевых] еще более раздор увеличил. Миша желал, чтобы Софья осталась у его тещи… а отец, не любя Надежду Николаевну, отказал в том и с упорностию требовал, чтобы отдали дочь его к Шаховским, родным Александра. Сие обидело Шереметеву, а Миша, воспротивившийся перемене состояния Софьи, навлек на себя совершенную злобу отца. Я не знаю, как судить их в сем деле. Отче виноват, потому что слаб и подвержен внушению недостойных людей. Миша же, следуя строгим правилам, думал изменить добродетели, если бы хоть несколько действовал мягче»
