Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [181]

Суд над Каракозовым начался 10 августа. Муравьев оставался пока в Петербурге, возможно, присутствовал на каких-то заседаниях суда. 21 августа Михаил Николаевич отправился в Сырец, чтобы лично проследить за последними приготовлениями к освящению церкви.

Д. А. Милютин рассказывает в своих воспоминаниях: «По этому случаю съехалось туда множество родных, знакомых и почитателей графа Михаила Николаевича. Чувствуя себя совершенно здоровым и бодрым, он сам распоряжался всеми приготовлениями к торжествам. В назначенный день 26 числа он выстоял всю продолжительную службу церковную, принимал гостей, присутствовал на угощении собравшегося в числе нескольких тысяч населения окрестностей. 28 числа в воскресенье выстоял всю обедню в новоосвященной церкви, потом занимался посадкой вокруг нее деревьев, был весел и разговорчив, а в 12-ом часу удалился в спальню, чтобы на другой день встать пораньше и отслужить панихиду по убитым во время последнего польского мятежа и потом выехать обратно в Петербург. Но утром 29-го числа он найден был в своей постели уже бездыханным»[553].

О вероятности именно такой смерти Михаила Николаевича его личный врач Варенуха говорил А. Н. Мосолову еще за несколько месяцев до смерти графа. Остановка сердца: уснул и не проснулся, не дожив 1 месяца до семидесятилетия. По тем временам вполне почтенный возраст. Дай бог всякому такого конца.

Заключение

Его хоронили 2 сентября на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Присутствовали государь, наследник, Государственный Совет и Комитет министров почти в полном составе. Пермский полк был построен, чтобы отдать последний салют своему шефу. Царь шел за гробом до могилы. Когда могилу засыпали, он под руку проводил Пелагею Васильевну к экипажу.

На смерть Муравьева было много откликов в России и за рубежом. Как всегда в отношении этого человека, диаметрально противоположных по тональности.

«За четыре дня до казни Каракозова, в деревенской глуши, темной ночью, без свидетелей, без слов раскаяния, без близких и попов, без слез и помощи, задохнулся отвалившийся от груди России вампир», – злорадствовал Александр Герцен[554]. Зря злорадствовал, смерть Муравьева была легкой. Вот только последнюю награду царя – алмазный бант к ордену Андрея Первозванного получить не успел. Ну да это суетное…

На гробовой его покров

Мы, вместо всех венков, кладем слова простые:

Не много было б у него врагов,

Когда бы не твои, Россия, —

написал Федор Тютчев.

Красиво, но врагов у него было немало и среди тех, кого врагами России никак не назовешь.

Из русских газет самый развернутый некролог дали 1 сентября «Московские ведомости». «Известие о кончине М.Н. Муравьева отзовется повсюду в России. Это был бесспорно один из самых замечательных государственных людей ее в последнее время… До 1863 года известность его почти не выходила из пределов административных сфер. Как популярность, которую он приобрел, так и ожесточенные нападения, которым он был предметом, относятся именно к последнему периоду его государственной службы. Здесь-то оказал он те несомненно великие заслуги, которые внесут его имя в историю и которых размеры равно оценены всеми, хотя и подвергаются противоположным суждениям с противоположных точек зрения; здесь-то обнаружил он и государственный ум свой, и серьезное образование, и силу характера».

Так писал о покойном М. Н. Катков, который незадолго до этого много содействовал Муравьеву в его борьбе с мятежом в Северо-Западном крае и с пораженчеством в Петербурге и Москве. Писал, как всегда, сильно и убедительно. Но не во всем точно.

Вряд ли можно согласиться с утверждением, что «государственный ум, серьезное образование, силу характера» наш герой обнаружил именно в последний период своей деятельности. Он демонстрировал эти качества смолоду и по мере расширения масштабов вверяемых ему задач все более действенно применял их в течение всей своей более чем полувековой службы.

История жизни каждого человека – это часть истории его рода, страны, наконец, всего человечества. И часть эта тем весомее, чем больше человек успел сделать такого, что оказало воздействие не только на его ближайшее окружение, но и на общество в целом, такого, что остается после него.

Михаил Муравьев вышел на арену общественно значимой деятельности четырнадцатилетним подростком и оставался на ней почти непрерывно 55 лет, вплоть до дня, точнее, ночи своей скоропостижной кончины.

Его дебют состоялся в 1811 году, когда он инициировал и с помощью отца создал Общество любителей математики. Это была одна из ранних и немногочисленных гражданских инициатив, поддержанных властью и успешно претворенных в жизнь.

Попав в 15 лет на войну с Наполеоном, он не совершил каких-то особых подвигов, но честно выполнял долг офицера, пролил кровь на Бородинском поле, так что в победе русского оружия есть и его лепта. После войны Михаил Муравьев вместе со своим отцом немало содействовал формированию системы подготовки кадрового резерва для Генерального штаба.

В 1818 году он приложил руку к созданию устава «Союза благоденствия», который при благоприятных условиях должен был лечь в основу конструктивного политического сотрудничества общества и власти. Не его вина, что таких условий не сложилось, да, скорее всего, и не могло сложиться.