Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [179]
Как и при всех предшествующих новых назначениях, Муравьев начал с кадров. Он приглашает себе в помощники подполковника П. А. Черевина. В свои 29 лет Петр Черевин имел за плечами Крым и Кавказ; с ноября 1863 по май 1865 года был начальником канцелярии виленского генерал-губернатора и его правой рукой. Черевин был невероятно работоспособен, умен и распорядителен, имел совершенно независимый характер и пользовался абсолютным доверием М. Н. Муравьева.
Позже П.А. Черевин станет командующим личным Его Императорского Величества конвоем Александра II, будет доблестно воевать на Балканах и подружится с наследником Александром Александровичем. Взойдя на престол, тот назначит его генерал-адъютантом, а потом специально для Черевина создаст должность дежурного генерала при Его Императорском Величестве. По существу же, Черевин будет ближайшим другом, а по многим вопросам и главным советчиком Александра III.
Но это будет много позже. Пока же приободрившийся, но сильно ограниченный в своих физических возможностях Михаил Николаевич и расторопный Черевин сформировали рабочие группы, «накрутили хвоста» полиции и развернули широкомасштабную операцию по поиску соучастников и вдохновителей Каракозова.
Долго искать не пришлось. Каракозов оказался членом московского кружка, именовавшего себя просто «Организация». По выражению Мосолова, скорее всего, «подслушанного» у Муравьева, она состояла из «молодых людей, зараженных учением Чернышевского и неясными анархическими и социальными идеями»[545]. Руководителем Организации был двоюродный брат Каракозова Николай Ишутин. Члены Организации занималась антиправительственной пропагандой через создаваемые ими для этой цели народные школы и мастерские. Деньги давал получивший недавно наследство член Организации Петр Ермолов. Серьезной структуры, идеологии, программы в Организации не было. Зато внутри нее существовал какой-то узкий кружок посвященных под названием «Ад».
Образован этот «Ад» был после того, как один из членов Организации, Иван Худяков, ездил в Европу. Там он встречался с «русскими изгнанниками», известившими его, что существует какой-то Европейский комитет, который готовит всеевропейскую революцию[546]. Но «после» не значит «вследствие».
В этом-то «Аду» и велись разговоры о цареубийстве: то ли как о способе натравить крестьян на помещиков и вызвать этим революцию[547], то ли как о мести царю за обманутые ожидания крестьян при освобождении. Эти разговоры, темпераментные, но на уровне «общего трепа», слышал Дмитрий Каракозов, который пребывал тогда в депрессии и думал о суициде. Такие мысли появились у него, когда он узнал, что болен какой-то неизлечимой болезнью. По одним данным, чахоткой, по другим – сифилисом. Мысль о суициде соединилась в его больном сознании с почерпнутой из болтовни товарищей мыслью о цареубийстве. Прежде чем убить себя, он решил убить царя и отправился в Петербург. Его товарищи по Организации испугались, поехали за ним в столицу, пытались отговорить, даже взяли с него слово, что он не будет стрелять в царя, хотели донести в полицию, чтобы предотвратить покушение, но не успели. Царь тогда перемещался по городу практически без охраны и почти каждый день приезжал погулять в Летний сад. 4 апреля Каракозов смешался с толпой, которая каждый день поджидала государя на выходе из парка, чтобы поглазеть на обожаемого монарха, дождался и выстрелил… Эпизод с крестьянином Комисаровым, который якобы в момент выстрела ударил Каракозова по руке и тем спас царя, я здесь не пересказываю как не имеющий отношения к теме.
Вот, собственно, и вся история. Чем-то она была похожа на московский заговор 1817 года, участие в котором на каком-то этапе следствия по делу декабристов инкриминировалось Муравьеву в 1826 году. Тогда убить царя вызывался также помышлявший о самоубийстве Иван Якушкин… Так что разобраться с событийной стороной дела было немудрено. А вот с корнями труднее. Общественное мнение жаждало обнаружения закордонных истоков, польских или французских. Тогда бы все укладывалось в те рамки, которые Муравьев сам активно создавал в 1863–1865 годах и которые в конце концов были усвоены большинством общества: «Русский народ, его главные сословия крестьянство и дворянство сплочены вокруг государя, а вся крамола – из-за границы: из Польши, Франции, Ватикана…»
16 апреля на обеде в свою честь в петербургском Английском клубе Муравьев в ответном тосте публично обещал «лечь костьми», но вывести всех организаторов и вдохновителей покушения на чистую воду. (Это тот знаменитый обед, описанный К. И. Чуковским, на котором Некрасов читал Михаилу Николаевичу свою вымученную оду в его честь. Муравьев принял сервильный жест свого недавнего хулителя холодно и, возможно, не без скрытого злорадства.)
