Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [173]
Большинство рекомендаций совпадали с тем, что уже делалось в крае на основании распоряжений Муравьева, в рабочем порядке согласованных с министрами. Но было и новое. Муравьев предлагал внедрить антипольские меры на всей территории империи. В частности, ввести ограничения на свободу перемещения лиц польского происхождения, установить для поляков квоту на поступление в российские учебные заведения – не более >1/>10 от общего числа учащихся, ограничить число поляков на должностях в центральных аппаратах министерств. К счастью, эти предложения увлекшегося деполонизатора не получили поддержки царя.
Ближе к концу записки Муравьев прямым текстом признавался в том, что изложил все предшествующее «более с целью ознакомить с тем направлением, которого я держался… <…> Если все изложенные здесь соображения удостоятся одобрения Вашего Императорского Величества, – завершает он, – то необходимо, чтобы они были приняты к точному и неизменному руководству всеми ведомствами и чтобы о всех распоряжениях своих… они сообщали на предварительное заключение главного начальника края…»[524]. Наконец, из записок виленского генерал-губернатора мы узнаем, что, передавая записку императору, он (Муравьев) заявил о невозможности «продолжать управление краем, если не будут утверждены главные из представленных им начал»[525].
Лихо! Фактически он испрашивал одобрения уже сделанного им и карт-бланш на продолжение этих действий в рамках одобренных государем основных направлений, ратовал за то, чтобы по вопросам, касающимся края, министры согласовывали с ним свои распоряжения, а не он с ними. Более того, пытался вмешиваться в вопросы, вообще не относящиеся к его компетенции, в частности, об ограничении прав поляков на всей территории империи. Муравьев, конечно, сознавал, что царь не в восторге от его назиданий, а министры не допустят сокращения своих полномочий. Но он шел ва-банк, понимая, что император еще не вполне уверен в полном умиротворении края и поэтому пока не захочет с ним расстаться, и действовал по известному всем опытным управленцам принципу: просить у начальства больше, чтобы получить желаемое.
Так и вышло. «Государь по прочтении записки выразил предварительное согласие на главные предметы, в ней изложенные», сообщает Муравьев в «Записках»[526]. После этого записка обсуждалась в Комитете министров. Было много критики. Согласно записи в дневнике Валуева, «кроме военного министра, его брата и клеврета Зеленого, никто не был поклонником виленских теорий»[527]. Но «главные меры» были одобрены. Расчет Муравьева оправдался, но от его внимания не ускользнули ни «холодность государя», ни афронт большинства министров.
Пока же Муравьев торопился вернуться в Вильну: в конце мая августейшая чета должна была проезжать через вверенный ему край по дороге за границу, а в июле – обратно. Генерал-губернатор хотел лично распорядиться по всем вопросам обеспечения безопасности и проконтролировать исполнение. Все прошло благополучно. Приняв рапорт генерал-губернатора на дебаркадере вокзала в Динабурге, царь поблагодарил его и сообщил, что на обратном пути проведет смотр войск в Вильне.
8 июля в 7 часов утра войска выстроились на поле за Зеленым мостом в Вильне. Государь прибыл верхом. «Хоть и с большим трудом»[528], Михаил Николаевич тоже взгромоздился на лошадь. Смотр прошел успешно. Объезжая строй Пермского полка, царь вдруг скомандовал на караул и, отдавая честь генерал-губернатору, назначил его шефом Пермского полка с одновременным присвоением этому полку имени Муравьева. Это было одним из высших отличий, которым царь мог наградить командующего войсками.
Но не менее, чем этой наградой, генерал-губернатор был доволен тем, что во время пребывания в Вильне царь на практике доказал, что принял к исполнению внесенное в мае предложение Муравьева не спешить с уступками в отношении польского дворянства и католической церкви. Александр не принял делегации польского дворянства и отказался посетить католический собор Святого Станислава, хотя католическое духовенство с крестом и хоругвями ожидало его на паперти. Зато он заехал в православный Свято-Духов монастырь, где был встречен митрополитом со всем духовенством, а при выходе из святой обители имел краткую беседу с губернаторами всех губерний края и другими высшими чиновниками. В общем, этот день был торжеством Муравьева и подтверждением того карт-бланша, который он получил в мае в Петербурге.
В течение следующих 10 месяцев генерал-губернатор с прежней напористостью и систематичностью реализовывал то, что он начал в мае 1863 года и о чем докладывал в мае 1864-го. По итогам работы поверочных комиссий крестьянам возвращались земли, отрезанные у них после 1857 года, выпасы и право пользоваться лесом. Трехдесятинными наделами обеспечивались безземельные батраки. В итоге крестьянский надел в среднем по краю должен был увеличиться на 20 %. В Витебской и Могилевской губерниях на 20 % были снижены выкупные платежи.
По всему краю в 600 вновь созданных народных школах местные православные священники и прибывшие из России учителя и семинаристы успешно преподавали русский язык, арифметику и основы Закона Божьего. Наряду с белорусами в эти школы все чаще поступали дети из католических семей; создавалась сеть еврейских классов русского языка. Гимназии переводились на русский язык преподавания, преподаватели-поляки замещались русскими. При этом количество гимназистов сокращалось, так как большая часть состоятельных семей, отдававших своих детей в гимназии, в тот момент еще не потеряли надежду дать своим детям польское образование. Со временем это положение стало изменяться, но пока польская гимназия в Молодечно была преобразована в училище для учителей начальной школы из числа местных жителей. На территориях, заселенных литовцами и латышами, литовскую и латышскую письменность переводили с латиницы на кириллицу, вероятно, имея в виду, что в перспективе эта мера облегчит прибалтам изучение русского языка. В Вильне и некоторых губернских городах выросло число русскоязычных газет и их подписчиков.
