Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [154]
Одновременно рассылалась подробная инструкция для назначаемых военно-уездных начальников, в подчинение которым поступали все войска и все гражданские и полицейские власти в уездах. Им поручалось «оградить через посредство военной силы всех верных поданных и особенно крестьян»; немедленно учредить сельскую стражу, выставлять караулы и конные разъезды, задерживать всех подозрительных. У всех помещиков с их прислугой, у шляхты, однодворцев, ксёндзов и монастырей, исключая из всех этих сословий русских, предписывалось изъять оружие и передать его сельской страже. Не сдавших оружие в течение трех дней предавать суду. Военно-уездные начальники должны были объявить всем помещикам их личную ответственность за содействие мятежникам, а ксёндзам – что за пропаганду в пользу мятежников они будут арестованы и судимы по всей строгости военных законов. При этом «частые отговорки, что они (ксёндзы) содействовали мятежу по принуждению», не принимать во внимание, ибо как «священнослужители они должны быть готовы жертвовать собою».
Далее следовал особенно грозный пункт. Он предписывал предавать военному суду лиц, обличенных в участии в мятеже или содействии ему, суд же этот «кончать без замедления на основании полевого уголовного уложения, и приговор, по предоставленной Высочайшим повелением от 11 мая 1863 года начальникам власти, конфирмовать и приводить в исполнение без малейшего отлагательства». Это означало, что военным начальникам уездов, коих в шести вверенных Муравьеву губерниях насчитывалось более 40 человек, делегировались право и обязанность на месте утверждать смертные приговоры и немедленно приводить их в исполнение. В вышестоящие инстанции дела о наказании мятежников предписывалось передавать только в тех случаях, когда в них усматривались смягчающие обстоятельства.
Следующие пункты должны были подорвать экономический фундамент мятежа и одновременно обеспечить самофинансирование мер по его подавлению. На имущество и имения помещиков, уличенных в оказании содействия мятежникам, военно-уездным начальникам предписывалось налагать секвестр. Секвестированный хлеб употреблять на продовольствование войск, прочие продукты и имущество продавать, а деньги обращать на покрытие расходов казны на «укрощение» мятежа. Земельные владения, секвестированные у мелких владельцев, передавать безземельным крестьянам. Оброк, поступающий от крестьян, не выдавать помещикам, а хранить в уездных казначействах до специального распоряжения.
Следующие пункты инструкции были адресованы губернскому начальству и всем чиновникам вообще. Военный начальник и губернатор, требовал пункт 16 инструкции, должны действовать дружно и энергично, чтобы «не только одними карательными мерами прекращались крамола и мятеж, но благоразумной распорядительностью стараться предупреждать всякие покушения к оному». Однако адресованный всему чиновничеству пункт 17 вновь имел карательный уклон. Он предписывал начальникам губерний отрешать от должности и отдавать под суд как «сугубо виновных» всех чиновников, выказавших свою неблагонадежность и попустительство мятежникам, «ибо кроме содействия мятежу они виноваты и как клятвопреступники». Очевидно, этот пункт должны были отнести на свой счет как предостережение и только что назначенные военно-уездные начальники. Развивая мысль, Муравьев здесь же напоминает провинившимся русским, что все мятежники будут судимы без различия национальностей, «ибо все обитатели России, какого бы исповедания они ни были, подданные одного Государя и России и одинаково ответственны за нарушение верноподданнической присяги».
За этой инструкцией последовал еще целый веер дополнений, ужесточающих режим военной администрации. Все помещики были обложены 10-процентным сбором с их доходов и имуществ в качестве контрибуции. (Немногочисленные русские помещики возмутились, но им было сообщено, что для них обложение является не контрибуцией, а «справедливой платой» за огромные расходы правительства на обеспечение их безопасности и может быть уменьшено при установлении их совершенной непричастности к восстанию.)
Были введены денежные штрафы за участие в манифестациях. Женщины, демонстративно носившие траур в память о жертвах русского произвола, подвергались ответственности: 25 руб. в первый раз, 50 – во второй, в третий раз – арест и поступление с провинившейся как с соучастницей мятежа. Ремесленники и торговцы, чьи работники уходили к мятежникам, наказывались высокими денежными штрафами. Помещикам было объявлено, что имения, в которых повстанцам предоставляют кров и стол, будут конфискованы.
Наконец, была установлена премия крестьянам за поимку и сдачу властям мятежников – 3 руб. без оружия и 5 руб. с оружием. Выплаты производились из 10-процентного сбора, наложенного на помещиков. Эта выдумка Михаила Николаевича могла быть навеяна разве что примером Северо-Американских Штатов, где в то время и еще десятилетиями позже выплачивалась премия за представленный скальп индейца.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.