Жизнь Людовика VI Толстого, короля Франции (1108-1137) - [50]
Глава XXXII.
[Как изгнанного папу Иннокентия [он] принимал]
Тем же временем случилось, что Церковь Римская схизмой опасной тяжело и почти в самое сердце была поражена. Так как достопочтенной памяти верховный понтифик и вселенский папа Гонорий на путь вселенского тела вступил[555], когда Римской Церкви лучшие и наиболее мудрые [мужи] для удаления из Церкви смятения договорились в [церкви] Сан-Марко и нигде в другом месте, и не иначе, чем все вместе, по римскому обычаю торжественные выборы провести. [Те], кто из-за усердия и родства приближенными понтифика были, из боязни возмущения римлян там собраться не осмелившиеся, достойное лицо – кардинала Санкто-Анджело дьякона Григория[556]верховным избрали понтификом[557]. [Те] же, кто Пьетро Леони[558]сторону поддерживали, в Сан-Марко по договору с другими приглашенными пришли и, так как о смерти господина папы узнали[559], самого же Пьетро Леони, кардинала-священника, с согласия многих и епископов, и кардиналов, и клириков, и римской знати по [своему] желанию избрали, и, таким образом гибельную схизму создав, Христа, Господа нашего, тунику без единого шва разодрав, [они] разделили Церковь Божью; и так как «призвал защитника сильного каждый»[560], друг друга привлекали, друг друга анафеме предавали, только собственному мнению внимали.
Когда же сторона Пьетро Леони то с помощью родственников, то с поддержкой римской знати одержала верх, господин папа Иннокентий со своими [людьми] город покинуть решил, чтобы получив мир земной, добиться перевеса. Итак, спустившись на корабле к берегам Галлии за поддержкой, надежным и испытанным избрал для себя и Церкви после Божьей защиты убежищем благородное королевство Францию и, послов своих к королю Людовику направив, и себе, и Церкви оказать помощь усиленно просил[561].
Король же, который был благочестивейшим Церкви защитником, этим подстегнутый, быстро Собор архиепископов, епископов, аббатов и религиозных мужей в Этампе собрал[562], и по совету их больше о персоне, чем о выборах разузнав, – ведь часто случалось, что из-за волнений римлян и всяких затруднений церковные выборы правильно провести было невозможно, – ему [папе] одобрение выбора Собором [религиозных] мужей выразил и отныне поддерживать пообещал. Когда же и хорошего приема и службы первые плоды в Клюни через нас [Людовик] ему направил[563], столь обрадованный поддержкой, с благодарностью и благословением господину королю через нас милости передав, к себе [они] отправились обратно.
Так как до Сен-Бенуа-сюр-Луар [папа] спустился, господин король с королевой и сыновьями его встретивший[564], благородную и часто диадемой коронованную голову[565] как перед могилой святого Петра склонивший, у ног его [папы] распростерся, истинное чувство и преданной службы плод ему и Церкви пообещал. По примеру его и король Англии Генрих, в Шартр поспешивший[566], благочестиво у ног его распростершийся, от себя и своих [людей] торжественный в земле своей прием и [всю] полноту сыновнего послушания пообещал.
И таким образом, посетив Галльскую, как дело требовало, Церковь, в пределы Лотарингские [он] направился[567]. Ему навстречу в город Льеж[568] император Лотар с большой толпой архиепископов и епископов, и тевтонского королевства высших баронов торжественно поспешил; на площади перед епископской церковью, самого себя конюшим представив, пешком через середину святой процессии к нему поспешил; одной рукой скипетр для защиты, другой уздцы белого коня приняв, как господина [своего папу] привел. Когда же сопровождающие спешились, его, сняв с коня, [Лотар] понес, величие отеческое свое знаменитым и неизвестным явил.
Мир таким образом между императором и Церковью был заключен; приближающийся святой Пасхи день у нас в церкви блаженного Дионисия как особой дочери [своей] пожелал [папа] отпраздновать[569]. Мы же из страха перед Господом и матерью-Церковью, и дочерью, с благодарностью в канун Тайной Вечери[570] принявшие [его], торжественную Господу и людям представив процессию, прибытие его песнями, возбуждением охваченные, окружили.
Тайную же Вечерю у нас по римскому обычаю и с щедрыми подарками, которые пресбитерием называются[571], отпраздновав, [он] достопочтенными Господа Страстями проследовавший, ночь в канун святейшего Воскресения с должными почестями провел. Ранним же утром, сверх того к церкви Мучеников, что на дороге[572], со многими спутниками как бы тайно отправился, и там по римскому обычаю [они] сами приготовленные, многими и удивительными облачениями окутанные, ему на голову фригий, украшение императорское, наподобие шлема, золотым кругом изогнутого, возложили; на белого под попоной коня посаженного [папу] повели, сами, также в паллиумы[573] одетые, на различной масти конях под белыми попонами, песнопениями оглашая, попарно двинулись. Бароны же, церкви нашей вассальные, и благородные шателены как смиренные конюшие, пешком его [папу], восседающего на коне, под уздцы вели. Передние также многочисленную монету, чтобы толпу мешавшую раздвинуть, бросали. Королевская же дорога и воткнутыми вербовыми ветвями, и драгоценными плащами украсилась. Ибо и военных отрядов, и многочисленного народа толпы ему с великим почтением вышли навстречу, и даже сама парижских евреев ослепленная синагога участвовала, которая свиток грамоты Закона, а именно: под покровом, – преподнеся, из уст его такой о милосердии и благочестии удостоилась молитвы: «
