Жизнь Людовика VI Толстого, короля Франции (1108-1137) - [24]

. Неисцелимой скорбью и болью сердечной как знать римская, так и сам народ был охвачен; о случившемся хотя [и] поздно [они] узнали, одни за оружием побежали, другие, как будто полоумные, бросились бежать; и так как внезапным было вражеское нападение, если бы не развалив сложенные бревна портика в руину, себе не сделали из них защиту, [то] спастись бы не смогли. Названный же император, весьма совестью и за преступные деяния мучительной болью приведенный в ужас, из города, как мог скорее, уехал, добычу неслыханную среди христиан, а именно: господина папу и всех, кого смог, кардиналов и епископов приведя, в Чивита-Кастеллано. месте, природой и искусством сильно укрепленном, себе оставил[215]; с самими кардиналами, постыдно обобрав, бесчестно обращался и, что грешно [и] сказать, даже самого господина папу как плаща, так митры вместе со всеми инсигниями апостольскими лишил, побоявшись на помазанника Божьего наложить руку, надменно отнял силой и, многие нанеся оскорбления как ему, так и его [людям], большой ущерб причинив, отослал после того, как от названного договора освобождения и потом от данных привилегий отказа не добился[216]. А также из рук господина папы, что отныне [он] инвестирует, привилегию вырвал, которую тот же господин папа на большом совете из трехсот и более епископов по приговору Церкви, в нашем присутствии, разбил и вечной анафемой в ничто превратил[217].

Правда, если спросит кто-то, почему господин [папа] столь вяло действовал, [то] узнает, потому что Церковь, пораженная в пастыре и [его] приближенных, ослабела и тиран ее почти поработил, потому что не было, кому сопротивляться, [и] почти всю собственность [тиран] захватил. Он [папа] определенный опыт этим приобрел, что, когда братьям, столпам Церкви, ради защиты и Церкви восстановления так или иначе отпустить грехи приказал и мир в Церкви какой-никакой восстановил, [то] в пустыню одиночества удалился и там же остановку вечную сделал, пока вселенской Церковью и римлян жестокостью вынужденный, [он] не возвратился[218].

Однако Господь Иисус Христос, искупитель и защитник Церкви своей, [того,] что ее столь долго попирали и император безнаказанным остается, не потерпел. Они, хотя и не втянуты, и верностью не связаны были, дело Церкви поколебленное поддержав, с помощью и по совету господина соправителя Людовика[219] в Галльской церкви знаменитый совет собрав, тирана-императора анафеме предав, мечом блаженного Петра пронзили[220]. Потом в Тевтонское королевство направившись, высшую знать и королевства большую часть против него [императора] возбудили, покровителей его и Бурхарда Рыжего, епископа Мюнстерского, низвергли[221] и от преследования [его] или лишения наследства вплоть до заслуженного очищения государства от наихудшей и тиранической жизни не отказались[222]. Какового зла в воздаяние передана была Божьим отмщением императорская власть, когда после его кончины герцог Саксонский Лотар наследовал, муж воинственный, общего блага защитник непобедимый[223]. Каковой, когда сопротивляющуюся Италию, Кампанию, Апулию вплоть до Адриатического моря, в присутствии графа Сицилии Роже – того, что себя королем сделал[224], – опустошив, господину папе Иннокентию графство усмирил; с благородным триумфом возвращаясь на родину, победитель в могиле упокоился[225].

Этих и других, подобных им, писатели пусть изображают; мы, поскольку обещали, к деяниям франков перо опять обращаем.

Глава XI. О взятии замка Гурнэ

Итак, названный граф Ги де Рошфор, поскольку из-за завистников искусно устроенный брак, что [он] заключил между Господином соправителем и дочерью своей, по обвинению в кровном родстве разводом в присутствии папы[226] развязан был злопамятностью души воспылав, «начал огонь раздувать из слабой искры»[227].

И не менее господин соправитель к нему проявил горячей любви, когда вдруг Гарланды, вмешавшись, дружбу разорвали, союз разрушили, неприязнь накопили. Случайный, таким образом, повод к войне[228] получил господин соправитель тем, что Гуго де Помпонн, доблестный рыцарь, шателен[229] Гурнэ. замка на реке Марне расположенного, у купцов на королевской дороге коней внезапно отнимал силой и в Гурнэ уводил; его оскорбление самонадеянное совершенно вывело из себя Людовика, [он] войско собрал, замок внезапной осадой, чтобы съестных припасов изобилия [они] лишились, очень быстро окружил[230].

С замком был соединен остров, привлекательный богатством пастбищ, конями и скотом изобильный, который, довольно-таки широкий, но более в длину простирающийся, огромную гарнизону приносил пользу, так как и прогуливающимся бегущих вод радостный блеск и то цветущих, то зеленеющих трав и образов радостную красоту взглядам предлагал; река, более того, со всех сторон протекающая [давала] безопасность.

Итак, господин Людовик, эти суда приготовив, наступать поспешил; некоторым рыцарям и множеству пеших, чтобы [они] поход начали и, если потерпеть неудачу случится, быстрее отскочили назад, [он приказал] раздеться, – одним, чтобы плыли, другим, чтобы над опасной глубиной вод хотя бы держались за коней; он сам же, в реку войдя смело, остров захватить приказал. Воины гарнизона сильно сопротивлялись и с высот крутых берегов плывущих и в судах сидящих камнями, копьями, но и кольями жестоко отталкивали. Однако отбитые, души порывом мужества вновь наполнив, отбивших отбить стремились; арбалетчиков и лучников отойти заставили, в рукопашную, если дотянуться могли, сходились, воины в доспехах и шлемах с судов, по обычаю пиратов, с большой отвагой вступили в сражение, отбивавших отбили и, так как обычно доблесть приносит позор нетерпеливым, [то] захваченный оружием остров [они] оставили за собой и к тем, в замке зажатым возвратиться заставили