Жизнь Людовика VI Толстого, короля Франции (1108-1137) - [21]

Шрифт
Интервал

и большим отрядом рыцарей пришел и, в замке ото всех получив желанную клятву, бенефиции отца, орошая частыми слезами, возвратил, великодушное и естественное их усердие сразу же обнаружил, чудесную верность похвалил, за возвращение свое поблагодарил и, чтобы хорошо начатое хорошо завершить, на колени перед ними бросившись, смиренно умолял. Такого и настолько скорбно рыдающего [и] коленопреклоненного [увидев], [они] бросились к оружию, поспешили к башне, схватились с защитниками башни мечами, копьями, огнем, острейшими кольями и камнями, так что и стену перед башней во многих местах проломили и многих из защитников башни до смерти ранили.

Ведь была в этой же башне жена[160] названного Ги и дочь, господину Людовику обещанная. Так что когда ушей сенешала Ги достиг слух, то так как был [он] муж великодушный, в поход выступил и вместе с большим, насколько возможно, отрядом рыцарей к замку смело приблизился, но чтобы отовсюду [отряды] стекались быстрее, быстрейших гонцов послал. Те же, кто башню атаковал, с высоты его видевшие, хотя пока башню одолеть не смогли, внезапного прибытия господина Людовика, подобно перерезания горла страшась, начали останавливаться. Ги же, так как был доблестный и в сложном положении предусмотрительный, Гарландов, поразмыслив, из замка вызвал, мир [от имени] короля и господина Людовика и милость, принеся клятву, подтвердил, и их, и их [сообщников] таким образом от замысла отвел, а в отсутствие их и сам Милон, несолоно нахлебавшись, рыдая и громко сетуя, в поспешное бегство бросился.

Услышав об этом, господин Людовик к замку быстрейшим образом поспешил и, узнав наверняка, что ничего не потерял, возрадовался, но, что изменников не отыскал, чтобы их в колодки заковать, огорчился. Оставшимся же так, как Ги клятвенно подтвердил, мир господин Людовик сохранил, но, чтобы отныне подобного [они] не замышляли все укрепления замка, кроме башни, разрушил[161].

Глава IX.

О Боэмунде, принце Антиохийском

Примерно в это же время[162] знаменитый принц Антиохийский Боэмунд, которому после мощной осады этого самого города лично, из-за его доблести, сдались укрепления[163], прибыл, чтобы ступить на землю Галлии[164], муж на Востоке выдающийся и знаменитый, которого некое великодушное деяние, которое никогда без Божьей помощи не смог бы совершить, даже среди самих сарацинов упоминалось с похвалой:

Ведь когда с отцом своим Робером Гвискаром он крепко осадил замок Дураццо за морем[165], то ни богатство Фессалоник. ни сокровища Константинополя, ни даже вся Греция их удержать были не в состоянии; внезапно, после них переплыв море, господина папы Александра[166] легаты, которые их и любовью к Богу, и долгом вассала[167] заклиная, сообщили по секрету, чтобы Римскую церковь и господина папу, в башне Кресценция[168] запертого императором[169], [они] освободили, благочестивейшим образом припадали к стопам; что потерпят крушение город и церковь, [и] даже сам господин папа, если [они] быстро не окажут помощи, клятвенно провозглашали.

Колеблются принцы и что выбирают: такую ли большую экспедицию и столь дорогостоящую безвозвратно упустить, или господина папу, город и церковь от порабощения, более того, от крушения удержать. И когда этим терзались обсуждением, [то] выбрали наилучшее, это сделать и то не упустить решили. Ведь оставив Боэмунда продолжать осаду, отец в Апулию, пересеча море, вернулся[170], отовсюду, откуда смог, из Сицилии, Апулии и Калабрии, а также из Кампании людей и оружие собрал и с такой же быстротой, как и смелостью к Риму поспешил. Потом божественной волей и словно знамением чудесным случилось так, что когда он [двигался] к Риму, и император Константинопольский[171], услышав об отсутствии Робера, собрав греческое войско для сражения с Боэмундом, к Дураццо как по земле, так и по морю устремился; в один и тот же день отец Гвискар, в Риме с императором сойдясь, [а] тот [Боэмунд] с императором греков доблестно сражаясь, и каждый из принцев каждого из императоров – истинное чудо! – победил[172].

Однако для приезда вышеназванного Боэмунда в эти края причина была, так как с благороднейшей сестрой господина Людовика соправителя Констанцией, приветливой нравом, изысканной внешностью, лицом прекраснейшей, браком с собой соединить любым образом добивался[173]. Ибо так и Французского королевства, и господина Людовика была известна доблесть, что даже сами сарацины их соединения ужасно боялись. Была свободна госпожа, графа де Труа Гуго прежде отвергнувшая[174], и с подобающим женихом повторного союза жаждала. Отозвался принц Антиохийский и настолько как дарами, так и обещаниями изобильный, с госпожой этой торжественно сочетаться браком в Шартре. в присутствии короля и господина Людовика, при участии многих архиепископов, епископов и высоких баронов королевства, самоотверженно заслужил[175].

Также присутствовал там Римского престола апостолический легат господин Бруно, епископ Сеньи. от господина папы Пасхалия для вдохновения и утешения на пути к Святому Гробу господина Боэмунда сопровождавший. Потом многочисленный и торжественный [он] провел в Пуатье Синод, на котором и мы присутствовали, так как недавно от наук возвратились, где о различных синодальных [делах] и преимущественно о том, чтобы стремление в Иерусалим не остыло, беспокоясь, как он сам, так и Боэмунд многих идти воодушевили


Еще от автора Сугерий
Жизнеописание короля Людовика Толстого

Текст переведен по сетевому изданию: Abbot Suger: Life of King Louis the Fat http://www.fordham.edu/halsall/basis/suger-louisthefat.html© сетевая версия — Тhietmar. 2003http://www.vostlit.info© перевод — Раков. Д. Н. 2003© дизайн — Войтехович А. 2001© Jean Dunbabin, St. Anne's College, Oxford OX2 6HS, England.


Рекомендуем почитать
Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу

На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.


Вместе с Джанис

Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.


Марк Болан

За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.


Рок–роуди. За кулисами и не только

Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.