Жизнь, которую мы потеряли - [3]

Об этом я как-то не подумал. Мой план явно начал давать сбой. Как написать биографию героя войны, если он не помнил, в чем заключался его подвиг?

– А у вас есть хоть кто-нибудь в здравом уме и твердой памяти? – Мой голос звучал чуть более жалостливо, чем мне хотелось бы.

– Почему бы не разрешить ему побеседовать с Карлом? – встряла в разговор Джанет.

Миссис Лорнгрен кинула на нее уничтожающий взгляд наподобие того, каким вы награждаете приятеля, обломавшего вас с идеальной отмазкой.

– С Карлом? – переспросил я, и миссис Лорнгрен, скрестив руки на груди, слегка попятилась. – А кто такой Карл? – продолжал наседать я.

Джанет заискивающе посмотрела на миссис Лорнгрен. И когда та наконец кивнула, настал черед Джанет перегибаться через стойку.

– Его зовут Карл Айверсон. Он осужден за убийство. – Джанет прошептала это совсем как школьница, которую вне очереди вызвали к доске. – Департамент исполнения наказаний прислал его сюда примерно три месяца назад. Его выпустили из тюрьмы Стиллуотер, потому что он умирает от рака.

– Совершенно очевидно, что рак поджелудочной железы – вполне разумная замена пенитенциарного исправления заключенных, – сердито пропыхтела миссис Лорнгрен.

– Он что, убийца? – удивился я.

Джанет опасливо оглянулась по сторонам убедиться, что нас не подслушивают.

– Тридцать лет назад он изнасиловал и убил четырнадцатилетнюю девочку, – прошептала она. – Я прочла это в его личном деле. Он убил ее и, чтобы спрятать концы в воду, попытался сжечь тело в сарае для инструментов.

Насильник и убийца. Я приехал в «Хиллвью» в надежде найти героя, а вместо этого нашел преступника. Ему определенно было что мне рассказать, но хотел ли я писать об этом?! И пока мои однокурсники будут сочинять сказки, как бабушка рожала на земляном полу или дедушка встречал в холле отеля Джона Диллинджера, я буду писать о человеке, который изнасиловал и убил какую-то девушку, а потом сжег ее тело в сарае. Мысль взять интервью у убийцы поначалу меня не вдохновила, но чем больше я думал, тем сильнее проникался этой идеей. Я слишком долго тянул резину с проектом. Сентябрь подходит к концу, и через пару недель мне нужно представить заметки по интервью. Мои товарищи уже выпустили лошадей из стартовых боксов, а моя кляча все еще жевала в конюшне сено. Выходит, Карл Айверсон должен стать темой моего проекта, если, конечно, согласится.

– Думаю, мне было бы интересно взять интервью у мистера Айверсона, – сказал я.

– Этот человек – монстр, – возразила миссис Лорнгрен. – Лично я не стала бы давать ему повода для радости. Да, я понимаю, что это не по-христиански, но для всех было бы лучше, если бы он просто тихо скончался в своей комнате. – Миссис Лорнгрен содрогнулась от собственных слов, которые можно сколько угодно произносить мысленно, но никогда вслух, особенно при посторонних.

– Послушайте, – начал я, – если я напишу его историю… ну, я не знаю… может, мне удастся заставить его признать всю порочность своих действий. – Как ни крути, а я все-таки был торговцем, подумал я. – Ну а кроме того, у него ведь есть право принимать посетителей. Ведь так?

Вид у миссис Лорнгрен стал озабоченным. У нее явно не было выбора. В «Хиллвью» Карл был не заключенным, а постояльцем с полным правом принимать посетителей, как и у всех остальных. Убрав руки с груди, миссис Лорнгрен положила их на разделяющую нас стойку администратора:

– Тогда я должна спросить его, захочет ли он принять посетителя. За те несколько месяцев, что он находится в нашем заведении, его посещали только один раз.

– А можно мне самому поговорить с Карлом? Вдруг мне удастся…

– С мистером Айверсоном, – поправила меня миссис Лорнгрен, чтобы напомнить, кто здесь главный.

– Конечно. – Я виновато пожал плечами. – Тогда я смог бы объяснить мистеру Айверсону суть своего задания, и, возможно… – (В этот самый момент мою речь прервала электронная трель моего сотового.) – Извините, – произнес я, – мне казалось, я его выключил. – У меня покраснели уши, когда, вытащив из кармана телефон, я увидел мамин номер. – Прошу прощения. – Я повернулся к Джанет и миссис Лорнгрен спиной для создания видимости некоей приватности. – Мама, я сейчас не могу говорить, я…

– Джои, ты должен приехать и забрать меня. – У мамы заплетался язык, слова сливались воедино, отчего ее пьяную речь было весьма трудно разобрать.

– Мама, я должен…

– Они надели на меня чертовы наручники!

– Что? Кто…

– Джои, меня, на хрен, арестовали… эти… говнюки! Я собираюсь подать на них в суд. Мне дали самого дерьмового адвоката, мать его так! – Потом она принялась кричать на кого-то стоящего рядом: – Ты слышишь меня, говнюк! Мне нужен номер твоего жетона! Я оставлю тебя без работы!

– Мама, ты где? – Я говорил громко и разборчиво, стараясь привлечь мамино внимание.

– Джои, на меня надели наручники!

– А там есть офицер? Я могу с ним поговорить? – спросил я.

Проигнорировав мой вопрос, она принялась перескакивать с одной нечетко оформленной мысли на другую:

– Если бы ты меня любил, то приехал бы и забрал меня отсюда. Ё-моё, я как-никак твоя мать, черт подери! Они надели наручники… Оторви свою задницу… Ты никогда меня не любил. Я не… я не… Лучше бы я перерезала себе вены. Меня никто не любит. Я ведь уже была почти дома… Я их засужу.