Жизнь кота - [10]

Принято думать, что Божье слово непременно возвещает что-то космическое и эпохальное - возможно, наверное. Но Брату кота Бог сообщал такое, что иной раз тот буквально выпадывал из ванны, но, участливо поддержанный вышней рукой, успевал схватиться за батарею и оседал на дно ванны, держась за живот.

- Это ещё что, - добавлял Бог, довольный произведенным впечатлением. А то вот есть, слышал, поди, Рогфейер. С ним знаешь что было...

И Бог сообщал, как однажды ладонь одного из финансовых столпов обрела непроизвольную способность телекинетически извлекать сама из себя материальный предмет, имеющий неотличимое сходство с собачьим отростком, а выявляла миллионерская ладонь эту мистическую способность во время рукопожатия, которым вышеназванный миллионер демократически обменивался со своими собеседниками, включая собственных подчиненных, деловых партнеров, госчиновников и знаменитых иностранцев. Живописал всю историю, как-никак, Сам Бог Своим Божьим Словом, и в уме Брата вспыхивала отчетливая картинка, от чего минуту-пять-десять он пребывал в состоянии этакого смехового просветления и только мотал головой, и трясся от хохота. Удовольствие это было абсолютным и самодостаточным, и Брату, собственно, уже незачем было записывать увиденное, он свое уже получил, но, видимо, это было нужно Богу, поэтому Брат, хоть и без великой охоты, переносил позже благую весть на бумагу - а если не переносил, то это и по жизни, и по самочувствию отзывалось как-то нехорошо, и Брат наконец уяснил, что надо творить богоугодное и не выделываться со своей засраной нравственностью, которая Богу на фиг не нужна. И Бог не оставлял Брата:

- Слушай, а давай-ка его отпедерируем, - предлагал он другой раз.

- Как, дон-Хуана?!. - моргал в остолбенении Брат. - Обидится же!

- Наоборот, спасибо скажет! - наслаждаясь замешательством Брата возражал Бог. - Мы же ему степень свободы увеличим! А то все как на икону дон Хуан, дон Хуан... А он раз и...

Брат, под диктовку Бога, записывал рассказ про тантрическую магию, педерируя хотя и не дон-Хуана, но все равно великих и волшебных гуру, а заодно уж включал в историю тихого корейца Костю, в корействе Ку Цура, который к тому времени сменил ушедших с квартиры Розу и Гену и которого Бог подсказал Брату малость попревращать в кота - ну, а где кот, там и Бабушка.

На этот рассказ Толстая Бабушка сочла необходимым написать опровержение - сказку под названием "Гусыч и Берлиоз". Гусычем был Брат, из-за псевдонима Густав Густов, так он подписывал статейки в местной автогазете, а вот почему кот оказался Берлиозом, этого и Бабушка не могла объяснить - "Мастера и Маргариту" она так и не прочитала, не признавала Булгакова - да что Булгакова, она и Толстого критиковала, классический был вкус у Бабушки, Лермонтовым и Гоголем заканчивался - ну, а творения Брата она и подавно не признавала и читать не желала, даже если бралась, что-нибудь да мешало - то шрифт нечеткий, то голова болит, и про Куцурову тантрическую магию Бабушка прочитала втихаря, ненароком. Дело тут было в отторжении Братова писательства, не нравилось Бабушке, особенно стихосложение - ей хотелось, чтобы он стал сельским учителем - "вот идет по деревне, и все здороваются", а мечта такая была, очевидно, потому, что в свое время сама Бабушка училась в педучилище, да не доучилась - да уж, мечта Бабушкина, а отдуваться Брату - идет по деревне и все... вяяяяяя. Но в общем, Брата устраивало это оттеснение его писательства в слепую зону как бы нету, а на нет и суда нет, а то ведь надо принимать, что вот, сын может, - а она, стало быть, нет, что он _прав_ - а она, стало быть, перед ним ошибалась - болезненно все это было для Бабушки, она даже в лице нерадостно переменилась, когда Брат однажды сообщил, что его книгой стали в издательстве заниматься, всерьез уже. Вообще, по Бабушкиной литературной критичности Брат опознавал писательскую ревность, она особенно свойственна писателям начинающим - им надо свое против чужого отстоять - или писателям неудавшимся - ну, а тем уж чем-нибудь да надо утешаться. А коли есть ревность, значит есть пусть не дар, но задаток - и что же, поощренная Братом, Бабушка вовсю принялась писать сказки. Не все уцелели, особенно Брат жалел сказку про паучка Петю, как он путешествовал на луну и обратно поздно узнал, что написана такая сказка, да выброшена в ведро. Сказка если выбрасывалась, то так, чтобы сверху из ведра было можно достать незапачканную - да вот беда, вынесено было уже ведро, а заново писать не стала Бабушка. Пропала сказка.

Что до кота, то литературные материи его вряд ли интересовали, зато сильно интересовала вода и ванна. В котёнстве Барсик совершенно не боялся воды, вопреки общепринятому мнению о кошачьей водобоязни. Нет, коту она была в диковинку и в радость - принесет, бывало, бабушка таз воды к дивану помыть ступни, а кот заберется в таз и ходит, пузом касаясь мокрого и таращась на блики, покачивающиеся с водой. А то на ведро поломойное встанет и лапой болтает - что это за субстанция такая - прозрачная, вроде нету, и мокрая - значит, есть! Когда же кот подрос, то стал запрыгивать и в ванну. Там он мог часами сидеть у водосточной дырки, наблюдая, как шевелится внизу вот это мокрое и уже не прозрачное, а мутное существо - и иногда пробовал цеплять лапой. Эта загадка природы навсегда осталась для Барсика предметом нескончаемого любопытства - уже и годы спустя он мог вот так же часами просиживать у дырки. А может, кот принимал её за норку и караулил, не появится ли кто? Короче, ванну кот полюбил и порой даже спал там, клубочком свернувшись на дне и пренебрегая неудобством намоченной шерсти. Ну, а когда утром ванну занимал Брат, то кот вскакивал на бортик и начинал расхаживать туда-сюда, не смущаясь Божьим присутствием - умные существа один другому не мешали, кот Бога не замечал, а Бог пропускал кота пройти и снова присаживался на край и продолжал возвещать Брату Свое Слово. Барсик же то играл со струей из крана, то просто садился и наблюдал за полосканиями Брата, а уж когда тот поднимался из обмелевшей ванны, то кот спрыгивал на дно и расхаживал взад-вперед в теплом и мокром. Он и мыть себя позволял Бабушке - видимо, в кайф было - лежал себе на трапике, а Бабушка поливала душем.