Жизнь. Книга 1. Все течет - [45]

Странной была также и её манера преувеличенно и униженно благодарить при каждом получении денег, хотя плата, в общем, не представляла и половины того, что стоило затраченное время и труд. Несомненно, Полина превратилась в «загадочную личность».

Казалось, подобный феномен должен бы привлекать внимание любителей наблюдать человеческую натуру. Однако же Полина не удостоилась такого внимания. «Загадочная женщина» считалась интересной, если она при этом была ещё богата, или красива, или знаменита. Лишённая этих качеств, Полина не возбуждала ничьего любопытства.

Но, конечно, должна же была существовать и другая сторона её жизни, какая-то причина к этой, всё возрастающей в ней приниженности, к её необыкновенно развитой технике быть невидимой и неслышной, к её почти самоотверженному труду для богатых дам. Где-то был же центр опоры и тяжести всего механизма, какой-то моральный повод для приниженных поклонов её и всего поведения.

Первым и наиболее подходящим объяснением могла бы быть религиозность: отсюда безропотность, христианское смирение, служение ближнему своим трудом. Но Полина не имела никакого отношения к религии. Если она когда и входила в церковь, то единственно в качестве портнихи: расправить фату и шлейф невесте, накинуть шаль куме, подержать одеяльце младенца, опускаемого в купель, завернуть дрожащие плечи вдовы в меховой горжет. При этом никто никогда не замечал, чтоб она молилась или хотя бы перекрестилась.

Впрочем, никто и не пытался объяснить Полину, её просто эксплуатировали. С годами всё меньше обращая на неё внимания, клиентки постепенно забыли, что Полина, почти равная по рождению, была, уж конечно, равна по образованию, что она понимала всё, что – как секрет – при ней говорилось по-французски и по-немецки, и наблюдала, видела и понимала, возможно, и многое другое, что при ней, не стесняясь или не замечая её присутствия, говорилось и обсуждалось.

Головины выписывали свои одежды из столиц, и Полина приглашалась к ним только два раза в год: перед детским балом на Рождество и для приготовления маскарадных костюмов для бала на Масленицу. Таким образом и Варвара знала Полину. Хотя они и не обменялись ни одним словом, у Варвары осталось ни с чем не соразмерное неприязненное чувство к портнихе. Это было то неясное чувство отвращения, какое многие – и беспричинно – испытывают по отношению к паукам и змеям, безмолвным пожирателям жизней.

Глава XVII

В большую перемену Варвара была вызвана в кабинет начальницы гимназии. Полина находилась там уже около пятнадцати минут, и ей было объявлено, что от неё требовалось. Она, конечно, не возражала, но смиренно благодарила за оказанное ей доверие.

Варвару официально представили Полине. Затем Варваре было приказано по окончании учебного дня и её частных уроков направиться уже на новую квартиру, в дом Полины Смирновой. Перевозкой Варварина имущества было приказано заняться школьному сторожу, а заботой о сохранении её недвижимого имущества – священнику и учителю законоведения.

С тяжёлым сердцем покорилась Варвара решению начальницы гимназии. Подходя к дому Полины, она всё замедляла и замедляла шаги. У калитки она постояла несколько секунд в нерешительности. Наружность дома среди мёртвого сада её поразила. У тяжёлой двери с высоким порогом кто-то словно прошептал ей: «Не ходи!» Она помнила, что не притронулась ещё к ручке двери, как дверь открылась сама, и чей-то звонкий, весёлый голос крикнул ей изнутри:

– Варвара Бублик?! Милости просим! Шагайте прямо сюда!

То не могла быть, конечно, Полина. Перед Варварой стояла совершенно незнакомая ей женщина. Одета она была в безобразно широкий выцветший бумазейный капот, и на ногах у ней были тоже огромные – видно, не свои – косматые меховые домашние туфли. На носу, сдвинутые очень низко, всё же как-то держались очки, а пышные, прекрасные светлые волосы были собраны на макушке в большой и неряшливый узел. При её быстрых движениях то одна, то другая маленькая шпилька летела в сторону.

Фоном для женщины была полутёмная кухня. Несколько маленьких горшочков с карликовыми кактусами затемняли и так уже недостаточный источник света. На столе шипел самовар, и изо всех его отверстий струйками вверх поднимался пар. Посреди стола лежал огромный кухонный нож и толстая, без переплёта, книга. Нож, очевидно, служил для разрезывания страниц.

Варвара остановилась в изумлении.

– Так вот она какова, Варвара Бублик! – смеясь, говорила дама. – Гимназия посылает тебя сюда! Парадокс. Но что ж, ты попадаешь именно туда, куда тебе нужно.

Варвара молчала, не зная, что сказать, так как не понимала настоящего смысла этих слов. Опустив глаза, она заметила книгу, машинально прочла: «Dаs Карital», но это заглавие ничего ей не говорило.

– Дай мне хорошенько посмотреть на тебя! – сказала дама, сняв очки, – и они встретились глазами. Этим взглядом дама взяла её в плен.

Глаза, встретившие Варвару, были ясные, весёлые, голубые. Они полны были сияния. В ответ Варвара улыбнулась широкою детской улыбкой, через всё лицо, от уха до уха, – и вся тяжесть отлегла от её сердца.

Дама мигнула ей одним глазом и сказала: