Жизнь и смерть Эдуарда Берзина - [24]
Технических проектов вскрыши и отработки этих крошечных площадок (они называются «полигонами») тогда никто не составлял. Зачастую артель вскрывала и отрабатывала даже не весь полигон, а лишь те его куски, где находили наиболее богатое содержание золота в песках. Таких испорченных — вскрытых и промытых лишь выборочно, клочками, а затем брошенных полигонов на каждом прииске накапливалось все больше. Однако руководители Дальстроя не считали такую работу хищнической.
В течение летних месяцев девятьсот вольнонаемных старателей добыли для Дальстроя более 700 килограммов золота>46. Осенью, опасаясь голодовки из-за отсутствия транспортной связи с Нагаево, с приисков ушли 715 старателей. Зимовать там осталось 180 человек. В том числе были оставлены все 34 заключенных. Жили и питались они вместе с вольнонаемными.
Строго говоря, в 1932 году в горнопромышленном районе лагерей еще не было. К концу года в Дальстрое насчитывалось 9928 заключенных. Почти все они, как мы видели, были сосредоточены в Нагаево и нескольких командировках вблизи Магадана на строительстве автотрассы. В этих местах уже были построены жилые бараки или поставлены палатки, созданы простейшие ограждения. Однако вся лагерная система Дальстроя еще проходила период становления: режим охраны заключенных, особенно на трассе, был щадящий. Наказание за невыработку норм почти не применялось.
Следует подчеркнуть одну особенность отношений Северо-Восточного лагеря и Дальстроя в 1932 году. В соответствии с названным приказом Ягоды по ОГПУ от 1 апреля, этот лагерь составлял единое целое о трестом лишь на самом верхнем уровне руководства: Берзину одновременно подчинялись и УСВИТЛ и трест. Однако во всех нижележащих структурах лагерные подразделения не подчинялись начальникам дальстроевских предприятий и организаций, а лишь обслуживали их. Подобная непоследовательность, конечно, создавала серьезные затруднения в использовании дешевого груда заключенных.
Особенно эти затруднения проявились в самые напряженные — летние месяцы, после отъезда Берзина в Москву. Оставшийся исполнять обязанности директора треста Я. С. Лившиц уже через пять дней вынужден был издать приказ, где попытался построить отношения производства и лагеря на системе предварительных, за день, «заявок на рабочую силу». Руководители предприятия были обязаны подобные заявки ежедневно передавать в лагерь через «секцию кадров» (которой руководил начальник управления Севвостлага). В августе еще одним приказом Лившиц повторил эту схему, а 30 октября ввел «порядок централизованных расчетов с Севвостлагом по использованию организованной рабочей силы».
На следующий день исполнявший обязанности директора треста подписал приказ, где попытался преодолеть противоречия в интересах руководителей производства и лагерной администрации:
«Отдельные работники командного состава охраны не усвоили себе, что на всех участках работы они должны являться активными помощниками руководителей работ по выполнению производственного плана, а посему предлагаю начальнику Севвостлага:
Обязать весь комсостав и состав охраны командировок, лагпунктов и т. д. беспрекословно выполнять все распоряжения соответствующих руководителей работ;
В пятидневный срок, всех рабочих из з/к разбить на командировки по производственному принципу (1-й стройучасток, Нагаевское агентство, базисные склады, транспортная контора, дорстроительство и т.д.);
Категорически запретить какие-либо изменения в личном составе бригад и какие то ни было снятия с работ без согласия соответствующего руководителя»>47.
Лишь после возвращения из Москвы Берзин уже облеченный новыми «особыми» полномочиями, смог изменить двойственность положения Северо-Восточного лагеря. 5 декабря 1932 года он издал приказ:
«Опыт работы Дальстроя показал, что существующая ныне организация его и взаимоотношения о Севвостлагом не соответствуют территориальным и ряду других условий работы треста, поэтому в целях приведения в соответствие организационной структуры с требованиями развернувшийся работы, а также в целях наиболее рациональной организации и управления хозорганами, обеспечивающей тесную организационную связь аппарата Дальстроя и Севвостлага, достижение наибольшей экономии путем ликвидации параллельных аппаратов и осуществления сверху донизу принципов единоначалия — объявляю:
Прилагаемую схему организации треста Дальстрой и Севвостлага утвердить.
Общее руководство всей работой Дальстроя и Севвостлага осуществляется мной и моим заместителем т. Я. С. Лившиц.
Начальник Севвостлага т. Васьков Р. И. является моим помощником по Дальстрою с возложением на него, помимо непосредственного руководства работой Севвостлага, также и руководства работой сектора труда и рационализации»>48.
Как видно из приказа, вместо «исполнявшего обязанности» Егорова в Севвостлаге был назначен постоянный начальник — приехавший вместе с Берзиным Родион Васьков. Он — «помощник» директора треста, подчинялся только директору. По схеме, которая утверждалась первым пунктом этого приказа, каждое предприятие в Дальстрое получало свое лагерное подразделение — «подлагпункт» или «командировку». Начальник такого лагерного подразделения теперь являлся заместителем начальника той или иной производственной единицы, при которой создано лагерное подразделение.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.