Жизнь и смерть Арнаута Каталана - [13]

И тут кусты зашевелились и оттуда осторожно выглянул Каталан.

– А, вот он! – в один голос закричали сорок мужланов. – Умоляем вас, господин, позвольте нам убить этого человека, ведь он единственный виноват во всем случившемся.

Не отвечая мужланам, Саварик поманил виновника пальцем.

– А ну, подойди сюда, засранец.

Кое-как прикрываясь рубахой, Каталан приблизился и опасливо втянул голову в плечи. Саварик оглядел его, стараясь не расхохотаться. Набравшись наглости, Каталан исподтишка метнул на него взгляд, другой и вдруг признал – заулыбался, убрал руки, натягивающие подол рубахи на причинное место, запрыгал, завопил:

– Я знатный рыцарь Боссен, у меня вот такенный хрен!

– А я знатный рыцарь Лантса, у меня вот такенные яйца! – весело отозвался эн Саварик. И повернулся к крестьянам, сумрачно ожидавшим позволения разорвать Каталана на куски. – Нет, друзья мои, не могу я вам отдать этого мерзавца. Я забираю его себе. А девушку выдайте замуж за хорошего человека. Я дам за ней приданое, не обижу.

Крестьяне, забыв обиду, дружно завопили хвалу эн Саварику, щедрому и доброму сеньору, и убрались наконец с поляны.

Домна Алана де Вильнев в сопровождении Саварика и двух прислужниц была благополучно доставлена к Эрмесине де Нейстрив. День был ясный, кругом зацветали сады, добрые лошадки резво бежали по накатанной дороге. И только одно помрачало для домны Аланы белый свет: за спиной эн Саварика сидел и корчил умильные морды бесстыдный голозадый Каталан.

Глава четвертая АРНАУТ КАТАЛАН ССОРИТСЯ С ДАМОЙ

Ах, как часто, да с какой горькою слезой, вспоминал потом Арнаут Каталан сытное времечко, проведенное у Саварика Нечестивца в Иль-де-Рэ!

Целыми днями Каталан не делал ровным счетом ничего, а только валялся на травке, слонялся по лугам и рощам, бряцал на лютне и роте, мычал под нос разные мелодии и сочинял пустые песенки, лепя слово к слову, как придется.

Добрый сеньор Маллеон благосклонно принимал сочинения Каталана, ибо находил в них нечто свежее и такое, чего не находил больше нигде.

Дни сменялись днями, не принося ничего нового, в брюхе было всегда тепло и сытно, а в голове – ясно и как-то поэтически, уста же в любое мгновение готовы растянуться в ухмылке или того лучше – раскрыться пошире для хохота. Так славно жилось Каталану у доброго сеньора Саварика!

И вот однажды осенним вечером пришел в Иль-де-Рэ один катарский проповедник, сопровождаемый двумя учениками.

Звали его Эркенбальд из Сен-Мишеля. Вошел в деревню уже затемно. Шагал опираясь на руку одного из учеников, а другой ученик, постарше, ступал следом, неся на плече нищенскую суму. Деревенские псы бежали за ними, громко гавкая, но трое путников не обращали на это никакого внимания. Даже шага не замедлили.

Постучались в дверь самого бедного дома на окраине и тут же обрели и пищу, и кров, а взамен одарили хозяев убогого жилища своим благословением.

Наутро "совершенный" попросил хозяина сказать эн Саварику о прибытии святых. Эта просьба была с радостью исполнена, ибо жители Иль-де-Рэ, как, впрочем, и других Савариковых вотчин, весьма любили и почитали своего вольнодумного сеньора.

Саварик пришел, да не один, а с Каталанам – тот упросил взять с собой. Отчасти хотелось Каталану приобщиться к чужой святости, но куда в большей степени глодало его любопытство. Прежде ему доводилось изображать верных катаров в представлениях, но самим катарским вероучением он как-то до сих пор не проникся. Словом, одно дело – ломать комедию, и другое – братская трапеза в присутствии настоящего "совершенного".

Хозяин дома, завидев Саварика еще издали, выскочил ему навстречу, засуетился, несколько раз вбегал в дом и снова выбегал и, наконец, застыл на пороге в низком поклоне.

Саварик остановился перед ним, поздоровался – серьезно и даже как будто почтительно. Бедный крестьянин, от счастья ошалев, только пролепетал что-то и толкнул дверь, пропуская вперед сеньора. Саварик вошел, пригнув голову под низкой притолокой, а следом за ним юркнул и Каталан.

В доме уже набралось народу – человек десять, никак не менее.

А у очага сидел крепкий, суховатый старик в черной одежде из грубой шерсти. Когда он поднял голову, Каталан подавился собственным дыханием: таким светлым было старое лицо, исчерченное множеством морщинок, с ввалившимся ртом и лучистыми глазами. Цепенея от восторга, Каталан за спиной Саварика обменялся с одним крестьянином сумасшедшим взглядом – и оба, без слов понимая друг друга, вздохнули одновременно.

Старик немного подвинулся, освобождая у очага место для Саварика. Саварик же сперва встал на колени и испросил благословения. Каталан видел, как сеньор де Маллеон вздрогнул от счастья, когда высохшая старческая рука коснулась его плеча и тихий, надтреснутый голос проговорил:

– Благодать Господа нашего Иисуса Христа да пребудет с тобою, дитя мое.

После этого Саварик уселся на чурбачок, выпачканный в саже, а Каталан пристроился в углу, откуда мог как хотел наблюдать за удивительным стариком.

Вошел еще один человек в черных одеждах – тот, кого старик именовал своим старшим сыном, – подал хлеб в чистой холщовой тряпице и книгу в темном переплете.