Жизнь и слово - [65]

А приятели горячатся, спорят, как прославить Даля, как сделать глухую его славу шумной и блестящей.

В 1867 году является на свет «Выпуск двадцать первый и последний». Он открывается словом вилка — оно попало в последний выпуск (который, конечно же, не с буквы В начинается), потому что находится в гнезде «ХВОСТ»; Даль перечисляет названия хвостов у животу пых и птиц и между ними — у ласточки вилка. Вопреки привычному «от А до Я», у Даля последнее слово и не на Я вовсе, не «ЯЩИК», которым буква Я завершается, а «ИПОСТАСЬ» (слово из Священного писания). В Далево время после Я в алфавите шли еще две буквы — «фита» и «ижица», с ижицы и начиналась «ипостась».

Окончание работы приносит Далю знаки славы: Географическое общество венчает его золотой медалью; Дер пт-ский университет также отмечает успехи бывшего своего питомца; Академия наук присуждает Далю Ломоносовскую премию. Даль труд свой на академическую награду не представлял: «Коли захотят, то дадут и без моих поклонов», но премия поспевает воврвхмя. «А тут, кстати, пришел разносчик — сообщает Владимир Иванович одному из знакомых, — купил для раздачи к праздникам на платья 285 аршин ситцев» (дело к рождеству, а семья-то большая!).

Историк Погодин по случаю окончания Далева труда произносит речь. Словарь Даля окончен, говорит он. Теперь русская Академия наук без Даля немыслима. Но свободных мест сейчас нет. Погодин предлагает всем академикам бросить жребий, кому на время выйти из академии, и освободившееся место предоставить Далю. Но желающих бросать жребий не находится. А тут еще академическое начальство вспоминает, что по правилам кандидат в академики должен жить (иметь «постоянное пребывание») в Петербурге. Чтобы избежать лишних хлопот, Даля избирают почетным членом Академии наук.

Но «почетный член», по толкованию самого же Даля, — «избранный в почет, без всяких обязанностей». Он вспоминает Живущих на покое генералов — они давно не служат, не нюхают пороха, но охотно принимают приглашения на пиры и свадьбы, где — в парадном мундире, при всех регалиях — являются своего рода украшением стола. Их называют «кондитерскими генералами»; В Словаре Даль помещает про них шутку: «Кухмистеры в Москве спрашивают: «А генералы ваши или наши будут?»

Даль не любит Жить без всяких обязанностей и «кондитерским генералом» быть не намерен. При своих словах он настоящий — не для почета, не для украшения стола — генерал, и обязанностей у него теперь ничуть не меньше прежнего. Словарь издан, но дело осталось, потому что конца у Далева дела нет.

«Напутное слово» завершается так: «Составитель словаря еще раз благодарит от души всех любителей слова, доставивших ему запасы или заметки, и усердно просит всякого сообщать ему и впредь, на пользу дела, пополнения к словарю, замечания и поправки, на сколько что кому доступно».

До грома и блеска Даль не доживет. Да и некогда ему греметь и блистать. Чуть свет в старом коричневом суконном халате и валенках бредет в залу, к письменному столу у окна, — деревца в кадках уже совсем большие, чуть не до потолка, придется пересаживать их в землю под открытым небом. Часто пишет по старинке гусиным пером, но помаленьку приноравливается и к металлическому: чинить не надо — тоже удобство и сбережение времени.

Между страницами одного экземпляра Словаря Даль вплетает листы чистой бумаги — на них он заносит новые слова, поправляет ошибки в расположении слов, улучшает и дополняет толкования. Для второго издания своего труда Даль успевает вписать на вплетенные листы около пяти тысяч поправок и дополнений — восемь тысяч печатных строк убористого шрифта!

Бормочет свое: «А когда досуг-то будет? — Л когда нас не будет».

Даль нешумлив, не любит говорить громко и не дробит громких фраз: поэтому, когда в обыкновенном частном письме, которое пишет без всякой мысли, что когда-нибудь оно станет известно многим, среди деловых заметок, будничных жалоб и размышлений, он вдруг прорывается: «Я полезу на нож за правду, за отечество, за русское слово, язык!» — ему веришь.

ПЕРЕДНИЙ ЗАДНЕМУ МОСТ

Через тридцать лет после смерти Даля вышло в свет третье издание «Толкового словаря». Редактор включил в него двадцать тысяч слов, которых у Даля не было.

Время рождает слова.

Но время и старит, порой даже убивает их.

В Словаре Даля встречаем слова устаревшие, даже, наверно, навсегда ушедшие из языка — и не потому только, что редко употребляются или даже вовсе не употребляются, а потому также, что понятия, которые они обозначают, давно и безвозвратно ушли из жизни.

Многих «простых» нынешних слов у Даля нет, как нет многих значений, толкований, ныне более принятых, чем те, которые приводит Даль.

Но оттого, что рождаются новые слова и дряхлеют, умирают старые, оттого, что слова могут быть юными, звонкоголосыми, и древними, седобородыми, — от этого дело жизни Даля становится особенно значительным.

Даль сделал все, что мог, и сделал очень много. Труд его беспримерен — и по сей день великий подвиг. Но дело Даля — не покоренная вершина, а вершина вечно непокорная.

Владимир Ильич Ленин написал замечательно точно: — «Исторические заслуги судятся не по тому, чего