Жизнь и слово - [64]

Тогда же, в 70-е годы прошлого столетия, основательно и прилежно, по собственному его признанию, изучает Далев Словарь драматург Александр Николаевич Островский. Много лет он и сам собирал материалы для словаря народного языка, но завершить свой труд не успел. Первые записи Островского относятся ко времени его путешествия по Волге в 1856 году. Любопытно; что в ту пору Даль живет в Нижнем Новгороде и тоже обильно пополняет свои запасы бытовавшими в волжских губерниях речениями.

Основательное и прилежное изучение «Толкового словаря» для Островского — проверка собственных материалов. Но он вовсе не безропотно принимает всякое толкование Даля — порой спорит с ним.

В Словаре Даля (гнездо «МЛАДОЙ») находим: «Дети еще молоды, слишком малы». Островский возражает: «Дети бывают малы, а не молоды». Даль объясняет: Перемочки — «частые, небольшие дожди». Островский опять не согласен: «не частые, а только непродолжительные»…

Сосредоточенные занятия «Толковым словарем» для Островского — один из путей еще ближе сродниться с народной речью. А родник, или «рудник», как любил говорить Даль, у них единственный и общий: живой язык русский.

Один из героев драмы «Бесприданница» в ответ на вопрос, откуда столько пословиц знает, объясняет: «С бурлаками водился… так русскому языку выучишься».

Чтение Далева Словаря, конечно, не может заменить писателю ни собственного жизненного опыта — бывалости, ни собственного знания языка. Чехов с недоверием говорил об иных литераторах, которые усердно роются у Даля и в Островском и набирают оттуда подходящие «народные» слова.

Но чтение Далева Словаря воспитывает чувство языка, точный и тонкий слух, выявляет и развивает в человеке. — на радость ему самому — тот «истинный вкус», который, как гениально заметил Пушкин, «состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности».

ЗА ПРАВДУ, ЗА РУССКОЕ СЛОВО

Владимир Иванович Даль говаривает, что подвиги и слава бывают шумны и блестящи, а бывают неприметны и глухи. Все знают, что есть Даль, что Словарь его делается, покупают по мере издания выпуск за выпуском, кто в книжных лавках, а кто и прямо «на дому у сочинителя» со скидкой в 10 копеек (если же берешь сразу десять экземпляров одного выпуска, то и по 15 копеек с экземпляра), все привычно, обыкновенно; год проходит, и другой, и третий, деревья за окном в срок меняют свой наряд, Владимиру Ивановичу некогда думать пи о подвигах, ни о славе; он убежден, что никто особенно и не замечает его дела, «ползущего на черепашьих лапках»; он спешит — самое обидное, если теперь не успеет закончить работу, над которой полвека гнется. «Подвижник — доблестный делатель», — объяснит он в Словаре.

Он просит домашних: случится пожар, не спасайте, никакого имущества — берите ящики с заготовками для Словаря и бегом несите в сад. На время гроз он держит рукопись в каменной кладовой под сводами, что поодаль от дома, в. углу двора.

Но пожары огибают стороной старый дом у Пресненского моста — дело движется и неприметно подходит к концу, и тут оказывается, что Далее «Толковый словарь» становится не только заметным событием, но необходимой и неотъемлемой частью нашей духовной жизни, он входит в нее без шума и блеска и с первого шага занимает. в ней место, уже навеки ему отведенное.

Возмущается историк Михаил Петрович Погодин — он печется о славе Даля: общество год за годом приобретает для всенародной пользы великий труд, «Толковый словарь», а того, кто пожертвовал всей жизнью для этого труда, доныне никак не отметило. Даля прославлять надо, твердит Погодин, показывать путешественникам, как величайшую московскую знаменитость!..

Кто-то из деловитых литераторов советует: чем прославлять Даля, лучше за счет общества нанять ему помощника.

Пока идут споры, «московская знаменитость» сидит в своем доме «у Пресненского мосту» и как ни в чем не бывало по-прежнему режет, клеит, выписывает слова и размышляет над их толкованиями. Он, еще рукавицы надевал, был уверен — весь труд огромный придется целиком взвалить на собственные плечи: помощников в отделке Словаря найти очень трудно, да, правду сказать, этого нельзя и требовать — кому охота годы работать не на себя, подобно батраку. С той поры как Словарь начал печататься, Даль едва не всякий день держит корректуры, то есть читает и правит оттиски с набора.

Над Далевым Словарем типографские наборщики вынуждены изрядно потрудиться: много непривычных слов в тексте, часто нужно менять шрифты. Даль просит для наглядности главное слово в словарном гнезде набирать прописными буквами, производные слова жирным курсивом (искосью), толкования слов прямым светлым шрифтом, примеры светлым курсивом, примечания от автора прямым, но особо мелким шрифтом — на протяжении нескольких строк шрифт иногда меняется четыре-пять раз.

Немудрено, что в наборе появляются опечатки. Но в Словаре не должно быть ни одной ошибки. Обычно читают две или три корректуры: прочтут, укажут опечатки, а потом просят снова сделать оттиск, чтобы проверить, исправлены ли. Даль держит четырнадцать корректур Словаря! Четырнадцать раз подряд, с величайшей тщательностью, цепляясь за каждую буковку, за каждую запятую, он вычитывает две тысячи четыреста восемьдесят пять больших страниц плотного, в две колонки, текста. Вздыхает: «для одной пары старых глаз работа и впрямь тяжела и мешкотна».