Жизнь Греции. История цивилизации - [317]

После долгих лет смиренного ученичества в 301 году Зенон наконец основал собственную школу, ведя непринужденные беседы и прохаживаясь взад-вперед под колоннадами Пестрого Портика (Stoa Poicile). Он равно привечал бедных и богатых, но не поощрял присутствие молодежи, полагая, что только зрелая мужественность способна понимать философию. Повстречав чересчур словоохотливого юношу, Зенон сообщил ему, что «два уха и один рот даны нам затем, чтобы мы меньше говорили и больше слушали»[2419]. Находясь в Афинах, Антигон II посещал классы Зенона, стал его восторженным другом, искал его советов, соблазнил его мимолетной роскошью и приглашал философа погостить у него в Пелле. Зенон извинился и послал вместо себя своего ученика Персея. Сорок лет[2420] он учил в Стое и жил в таком согласии со своими учениями, что выражение «быть умеренней Зенона» вошло в Греции в пословицу. Несмотря на его близость Антигону афинское Собрание отдало ему «ключи от города» и присудило статую и венок. Это постановление гласило:

«Поскольку Зенон Китийский, сын Мнасея, провел в этом городе много лет и, занимаясь философией, показал себя достойнейшим человеком во всех отношениях, призывал к добродетели и здравомыслию тех молодых людей, которые сходились к нему для поучения, и в собственной жизни являл для всех пример согласия с учением, которое проповедовал, постольку народ почел за благо Зенону Китийскому, сыну Мнасея, воздать хвалу и законным чином увенчать его золотым венком за добродетель и здравомыслие; а гробницу его поставить на Керамике за народный счет»[2421].

Умер Зенон предположительно на девяностом году жизни, по словам Диогена Лаэртского, следующим образом:

«Уходя с занятий, он споткнулся и сломал себе палец; тут же постучав рукой оземь, он сказал строчку из «Ниобы»:

«Иду, иду я: зачем зовешь? —

и умер на месте, задержав дыхание»[2422].

Его дело в Стое продолжили два азиатских грека: Клеанф из Ассоса, а затем Хрисипп из Сол. Клеанф был кулачным бойцом, который пришел в Афины с четырьмя драхмами за душой, был чернорабочим, отказался от общественного вспомоществования, девятнадцать лет учился у Зенона и жил в трудолюбивой и аскетичной бедности. Хрисипп был самым ученым и плодовитым представителем стоической школы; он придал доктрине стоиков историческую форму, изложив ее в 750 книгах, в которых Дионисий Галикарнасский видел образец ученого тупоумия.

После него стоицизм распространился по всей Элладе, найдя величайших своих выразителей в Азии — Панетия Родосского, Зенона из Тарса, Боэта из Сидона и Диогена из Селевкии. Из случайных фрагментов, дошедших от некогда необъятной литературы, мы должны собрать мозаичную картину самой распространенной и влиятельной философии античного мира.

Вероятно, именно Хрисипп разделил стоическую систему на логику, науку о природе и этику. Зенон и его преемники гордились своим вкладом в логическую теорию, но реки чернил, пролитые ими на этот счет, мало способствовали просвещению или практической пользе[2423]. Стоики были согласны с эпикурейцами в том, что знание возникает только из ощущений, и придавали значение конечного критерия истины таким восприятиям, которые своей живостью или устойчивостью принуждают разум согласиться с ними. Опыт, однако, не обязательно ведет к знанию, ведь между чувствами и разумом пролегают эмоции или страсти, которые способны ввести опыт в заблуждение точно так же, как они искажают желание, превращая его в порок. Разум — высшее достояние человека, крупица того Семенного Разума (Logos permaticos), который создал мир и руководит им.

Подобно человеку, и сам мир одновременно целиком материален и имманентно божествен. Все, о чем сообщают нам чувства, — материально, и только материальные вещи способны действовать и претерпевать. Качества и количества, добродетели и страсти, тело и душа, Бог и звезды суть материальные формы или процессы, различающиеся по степени совершенства, но в существе своем единые[2424]. С другой стороны, любая материя динамична, полна напряжения и сил, постоянно вовлечена в процессы распыления или сосредоточения и одушевляется внутренней и вечной энергией, теплом, или огнем. Вселенная переживает бесчисленные циклы растяжения и сокращения, развития и распада; периодически она вспыхивает великим пожаром и понемногу образуется вновь; затем ее прежняя история повторяется вплоть до мельчайших деталей[2425], ибо цепь причин и следствий — это безвыходный круг, бесконечное повторение. Все события и все акты воли предопределены; случиться чему-нибудь иначе, чем оно случается в действительности, так же невозможно, как и возникнуть из ничего; любой разрыв в цепи привел бы к распаду мира.

Бог в этой системе является началом, серединой и концом. Стоики признавали необходимость религии как основы нравственности; с благодушной терпимостью они взирали на народную веру, даже на ее демонов и гадания, и искали аллегорических толкований, чтобы преодолеть пропасть между суеверием и философией. Они признавали, что в существе своем халдейская астрология верна, и полагали, что земные дела находятся в некоей мистической и нерасторжимой связи с движением звезд