Жизнь Греции. История цивилизации - [15]
Словно Колумб, он открыл мир более удивительный, чем тот, что искал. Эти сокровища были на много веков старше Приама и Гекубы; эти могилы были не гробницами Атридов, но руинами Эгейской цивилизации в материковой Греции, столь же древней, как минойская эпоха Крита. Сам того не подозревая, Шлиман подтвердил справедливость знаменитой строчки Горация: vixerunt fortes ante Agamemnona — «храбрецы жили и до Агамемнона»[72]. Год за годом, по мере того как Дерпфельд и Мюллер, Цундас и Стаматакис, Вальдстейн и Уэйс вели все более обширные раскопки на Пелопоннесе, а другие исследовали Аттику и острова, Евбею и Беотию, Фокиду и Фессалию, земля Греции выдавала призрачные остатки той культуры, что существовала прежде истории. Здесь тоже люди поднялись от варварства к цивилизации, перейдя от охоты и кочевничества к оседлому земледелию, заменив орудия из камня медью и бронзой, воспользовавшись услугами письма и стимулирующим действием торговли. Цивилизация всегда древнее, чем мы полагаем; куда бы мы ни ступили, под нашей ногой будет прах мужчин и женщин, которые тоже работали и любили, писали песни и делали прекрасные вещи, но их имена и само их существование затерялись в равнодушном потоке времени.
II. Во дворцах царей
На длинном невысоком холме в пяти милях к востоку от Аргоса и в миле к северу от моря в четырнадцатом веке до нашей эры высилась цитадель Тиринфа. Сегодня к ее развалинам, наполовину затерявшимся среди покойных кукурузных и пшеничных полей, можно добраться по прелестной дороге из Аргоса в Навплию. Затем, немного поднявшись по доисторическим каменным ступеням, путешественник оказывается перед циклопическими стенами, которые, как гласит греческая традиция, были построены для аргивского владыки Пройта за два столетия до Троянской войны[73]. Уже тогда этот город имел долгую историю: по античному преданию, его основал герой Тиринф, сын стоглазого Аргуса, когда мир еще лежал в пеленках[74]. Пройт, продолжает сказание, отдал дворец Персею, который правил Тиринфом вместе со своей царицей — смуглянкой Андромедой.
Стены, защищавшие цитадель, вздымались на высоту от семи с половиной до пятнадцати метров и были столь широки, что кое-где внутри них имелись просторные галереи, своды которых поддерживали огромные перекрещивающиеся плиты. Многие из камней, остающиеся на прежнем месте, имеют два метра в длину и один в высоту и ширину; самый малый из них, говорил Павсаний, «едва стронет с места пара мулов»[75]. Внутри стен, за монументальной аркой (пропилоном), которая послужит моделью многим позднейшим акрополям, находился широкий мощеный двор, ограничиваемый колоннадами; как и в Кноссе, его окружала путаница комнат, собравшихся вокруг мегарона — тронного зала площадью в сто двадцать квадратных метров, с полом из раскрашенного цемента и потолком, поддерживаемым четырьмя колоннами, которые выстроились вокруг очага. В противоположность веселому Криту, здесь утвердился неизменный принцип греческой архитектуры — отделение женской части дома, гинекея, от мужских покоев. Покои царя и царицы располагались рядом, но, насколько можно заключить по развалинам, во избежание контактов были отшельнически разъединены. Шлиман раскопал только основной план этой дворцовой крепости, базы колонн да остатки стены. У подножия холма лежали развалины каменных и кирпичных домов и мостов и несколько осколков древней керамики; в доисторические дни город Тиринф жался здесь, ища защиты, к стенам дворца. Жизнь Греции Бронзового века, какой она представляется нам, беспокойно волновалась вокруг и внутри таких феодальных замков.
Шестнадцатью километрами севернее, возможно, в четырнадцатом веке до нашей эры Персей (если верить Павсанию[76]) построил Микены — величайшую из столиц доисторической Греции. Здесь тоже вокруг грозной твердыни вырос городок или несколько деревенек, дав приют деловитому народу крестьян, торговцев, ремесленников и рабов, которые имели счастье ускользнуть от истории. Шестьсот лет спустя Гомер называл Микены «хорошо построенным градом с широкими улицами, который изобилует золотом»[77]. Несмотря на сотню обиравших юрод поколений, отдельные части его циклопических стен сохранились до наших дней, свидетельствуя о незапамятной дешевизне труда и тревогах царей. В одном из углов стены находятся знаменитые Львиные ворота, где два царственных зверя, высеченные на каменном треугольнике поверх массивной перемычки, ныне изнуренные и безголовые, немо стоят на страже былого величия. На акрополе позади них находятся развалины дворца. Вновь, как в Тиринфе и Кноссе, мы можем проследить, где располагались тронная комната, алтарная комната, кладовые, ванные и гостиные. Когда-то здесь были разрисованные полы, опирающиеся на колонны портики, расписные стены и величавые лестничные пролеты.
Близ Львиных ворот, на узкой площадке, окруженной вертикально поставленными каменными плитами, рабочие Шлимана откопали девятнадцать скелетов и столь богатый клад, что великому дилетанту легко можно простить его ошибку: он принял эти шахты за погребальные покои детей Атрея. Разве Павсаний не говорил, что царские гробницы «лежат посреди развалин Микен»?
