Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [92]

Каллаи поставил перед собой, как премьером, цель вновь добиться для Венгрии свободы действий и, если будет возможно, неучастия в войне. Бремя войны становилось непосильным. Мы отдавали себе отчет в мощи нашего восточного соседа, которая была следствием исторического развития и географического положения. Но мы также начинали испытывать все большую неприязнь к тоталитаризму Третьего рейха и все больше уважать державы Запада и ценить их демократические формы правления. Напряженность внутриполитической ситуации в Венгрии нарастала. Ультраправые в парламенте, представленные бывшим премьером Бардоши и Имреди и их сторонниками, а также приверженцы партии «Скрещенные стрелы» требовали и дальше продолжать войну. В то время как левое крыло, к которому относились члены Партии мелких хозяев во главе с Байчи-Жилински, а также социал-демократы требовали, более или менее открыто, выйти из войны. Вдобавок ко всему, появились первые прокламации находившихся в подполье коммунистов.

Каллаи принял во внимание все эти политические разногласия, одновременно делая вид, что он продолжает проводить политику своего предшественника. Между ним и мной установилось негласное соглашение, что он будет иметь свободу действий и не сообщать мне в деталях о принимаемых им мерах. Они заключались в том, чтобы, продолжая поддерживать наши отношения с гитлеровской Германией, способствовать большему сближению с англичанами и американцами, но не с Советским Союзом. Это был сложный вопрос и, принимая во внимание политику Рузвельта в отношении Сталина, неразрешимый. В результате тайного соглашения, заключенного нами с западными державами, что мы не будем обстреливать их самолеты в небе Венгрии, они не бомбили наши города. В какой-то степени это было на руку немцам, так как важные железные дороги и заводы продолжали беспрепятственно функционировать. Летом 1942 г. мы впервые установили контакты с Великобританией; прошло больше года, прежде чем начались переговоры, ответственность за проведение которых взяли на себя Каллаи и начальник Генерального штаба Сомбатхей.

В июле 1942 г. Гитлер принял Каллаи в своей штаб-квартире для обсуждения военных вопросов. Наш премьер поднял вопрос венгеро-румынских отношений. Гитлер посчитал, что мы уклоняемся от главной повестки встречи. Не одобрял Гитлер нашего повышенного внимания, когда шла война, к реформе верхней палаты нашего парламента и другим внутренним проблемам страны. Когда наш премьер в своей речи, произнесенной 17 декабря 1942 г., говорил о важности «требований национального суверенитета и независимости Венгрии», его посыл был достаточно ясен. Это его заявление вызвало еще большее недоверие Гитлера к Каллаи, которое он испытывал к нему еще с момента его избрания.

Во время моего визита в Клессхайм, состоявшегося 16–18 апреля 1943 г., я явственно ощутил экзальтированное состояние Гитлера. Незадолго до моего приезда Муссолини вместе с Бастианини, преемником Чиано на посту министра иностранных дел[83], и румынским маршалом Антонеску посетили Гитлера и открыто заявили ему, что он должен начать переговоры о мире. Потеря всей Северной Африки была неизбежна, и Муссолини, чувствуя, что близок час вторжения на Сицилию, настаивал на том, что державы Оси должны договориться со Сталиным. Антонеску, со своей стороны, предлагал сосредоточить все силы на Восточном фронте, а затем договориться с западными державами. Истерические припадки Гитлера только усиливались, когда он слышал эти «пораженческие» (привычное выражение нацистов того времени) речи. После предпринятых им усилий вдохнуть в них веру в победу его возбуждение к тому времени, когда прибыл я, прошло, и, вне сомнения, это сказалось на том, как он принял меня. Даже Геббельс, который всегда был плохо расположен ко мне и к Венгрии, записал в своем дневнике: «Фюрер не жалел слов и указал Хорти, насколько ошибочна была его политика… Фюрер был очень искренним». Что ж, Геббельс не присутствовал при том разговоре, который был исключительно частным, и невозможно представить, что ему рассказали, как я храбро отвечал на обвинения и требования Гитлера.

Гитлер заявил, что венгерские войска плохо сражались во время предыдущего зимнего русского наступления. На что я ответил ему, что даже лучшие войска не могут противостоять противнику, превосходящему в числе и оружии, что немцы обещали нам бронетехнику и артиллерию, но не поставили их и что тяжелые потери наших войск являются лучшим доказательством их высокого морального духа. Тогда Гитлер стал поучать меня, как следует решать еврейский вопрос. Он кричал, что «евреев следует уничтожать или отправлять в концентрационные лагеря». Я не видел причины, почему мы должны капитулировать перед Гитлером и менять наше отношение к этому вопросу. В октябре предыдущего года мы ввели особый налог на еврейский капитал, своего рода «военную контрибуцию», и ограничили право евреев на владение землей. Несмотря на то что эти меры были предприняты правительством Каллаи, Гитлер продолжал его чернить; офицер обвинил премьера в пораженческих настроениях и потребовал смещения Каллаи с поста премьер-министра. Я категорически отказал ему в этом и попросил Гитлера воздержаться от вмешательства в наши внутренние дела. Премьер-министр и, прежде всего, глава государства имеют право получать информацию о взглядах своих оппонентов с помощью всех имеющихся в их распоряжении средств.