Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [90]

Мой сын был не из тех, кто подпадал под влияние других людей. Он хотел убедиться лично, как обстоят дела на фронте, и несколько недель спустя после своего назначения отправился на фронт в качестве летчика-истребителя. Однако до того он успел выполнить значительную часть моей работы, принимал дипломатов и политиков, совершал инспекционные поездки и выполнил ряд представительских обязанностей. Правительство не одобрило его решения посетить действующую армию, но Иштвану была непереносима мысль, что его положение освобождает его от выполнения своих обязанностей, и в этом я был с ним согласен. 20 августа 1942 г. в день памяти святого Иштвана его самолет разбился вскоре после взлета.

Прошли годы, но горе родителей, которые потеряли двух дочерей и сына, и печаль о его вдове, оставшейся с полуторагодовалым сыном, не утихнут никогда. Не получили мы и ответа, какова была причина гибели нашего сына. Однако мне хотелось бы выступить против злонамеренных и лживых слухов, распространяемых венгерскими и немецкими нацистами; не уверен я и в правдивости слуха, ходившего в Венгрии, что только саботаж мог стать причиной крушения опытного летчика. Находившаяся в подполье радиостанция «Кошут радио» заявила, что агенты гестапо заложили в самолет бомбу с часовым механизмом. Здесь я привожу записи моей снохи, которая была рядом с мужем за два дня до этого фатального случая: «После завершения моей подготовки в качестве старшей операционной сестры я получила направление в венгерский военный госпиталь в Киеве и прибыла туда на санитарном поезде. Мой муж получил трехдневный отпуск, и мы провели его вместе в доме немецкого генерала, который был в отъезде. Естественная радость от нашей встречи после столь долгой разлуки была омрачена подавленным, почти на грани отчаяния, душевным состоянием моего мужа. Он окончательно убедился в том, что война проиграна, и увиденное и пережитое им на фронте только подтвердило его мнение. Его мучил вопрос, каким образом Венгрия, находившаяся между двумя врагами, как он выразился, может обрести спасение; и он твердо решил обсудить этот вопрос со своим отцом сразу же по возвращении домой. Мы открыто говорили об этом, не подозревая, что нас могли подслушивать. Позднее мне рассказали, что в наших комнатах установлены микрофоны. Мой муж также жаловался на итальянские истребители[77], на которых он летал, объясняя мне, что на крутых поворотах они начинают скользить вниз. Подобное случилось с ним на высоте около 4 тысяч метров, но у него еще оставалось время восстановить контроль над машиной. Он обещал мне, что впредь будет действовать осторожнее. 18 августа я проводила своего мужа до киевского аэродрома, с которого он вместе с ординарцем улетал обратно на фронт. Тот же самый ординарец рассказал мне потом, что мой муж и другие офицеры эскадрильи рано легли спать вечером 19 августа, чтобы как следует отдохнуть и быть готовыми к бою на следующее утро. Проснувшись, он сразу же отправился на летное поле и даже не успел выпить кофе, который его ординарец принес к самолету. „Он хорошо выспался и был полон энергии, – рассказывал потом ординарец, – он помахал мне рукой и прокричал, что выпьет кофе, когда вернется“. Но едва самолет успел подняться, как он рухнул вниз и взорвался в языках пламени[78]. Его товарищи впоследствии объяснили мне, что он круто взял вверх, и в результате этого самолет начал резко снижаться. Но это противоречило тому, что обещал мне мой муж в Киеве, что впредь он будет более осторожным. Я получила известие о его смерти, когда мы праздновали в госпитале утром 20 августа 1942 г. День святого Иштвана».

Я могу только добавить, что к этому времени мой сын был уже отозван с фронта парламентом, на чем настаивали также и члены правительства. 20 августа он должен был посетить венгерские части на его участке фронта, после чего Иштван намеревался вернуться в Будапешт, чтобы продолжать исполнять обязанности заместителя регента.

Прослушивались разговоры между Иштваном и его женой или нет, но о взглядах моего сына было хорошо известно в немецких кругах, о чем можно судить из дневников Геббельса. Нет необходимости подробно рассказывать о том, как Германия откликнулась на известие о его смерти. Германский рейх не нашел нужным поздравить Иштвана с избранием на должность заместителя регента; его деятельность не была отмечена ни одной военной наградой. Но теперь герр Риббентроп приехал лично, чтобы посмертно наградить его двумя высшими орденами. Я был слишком потрясен тяжелой утратой, чтобы сразу же понять все дьявольское лицемерие соболезнований, высказанных немецкой стороной.

В связи с проводившимися похоронными мероприятиями в иностранной прессе появились публикации о происходивших переговорах с королем Виктором-Эммануилом III, целью которых было предложить ему принять корону Святого Иштвана. Так как прежде имела хождение подобная история, но главным ее персонажем был герцог Аоста[79], итальянский генерал, участник кампании в Восточной Африке, мне необходимо прояснить некоторые факты. Если такие планы и существовали, мне никогда не сообщали о них, да и сам я не был инициатором их обсуждения, и ни при каких обстоятельствах я не стал бы поощрять их. Этим заявлением я вовсе не собираюсь бросить тень ни на итальянского монарха, ни на герцога. С герцогом Аоста я встречался во время своего отпуска в Вилла д’Эсте на озере Комо, на меня он произвел приятное впечатление. Я полагаю, что, когда Муссолини сообщили об этих планах, Аоста категорически отверг их.