Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [78]

Сколько бы я ни размышлял о политике, которую мы проводили во время войны, – а у меня были возможности для раздумий: сначала находясь под немецким арестом, затем в американском лагере и, наконец, в изгнании, – я не видел для нас иного пути, кроме как того, что мы избрали. Никто находящийся в здравом уме не сможет отрицать, что в любом случае наша судьба сложилась бы так же. Поляки и чехи оказались в том же положении, что и венгры, румыны и болгары, независимо от того, на чьей стороне они были в войне, развязанной Гитлером.

«Непонимание», назовем это так, возникшее во взаимоотношениях Венгрии и Германии, проявилось в первые недели 1939 г.

Распад Чехословакии стал неизбежным, когда Гитлер нейтрализовал внешние силы, поддерживавшие правительство в Праге. Корень проблемы был в фальшивой идее Чехословакии как национального государства, в то время как она была государством разных национальностей, в котором все нечехи (за исключением словаков) имели меньше прав, чем те же самые национальности имели их в Австро-Венгерской империи. Венгерский вопрос рассматривался на Мюнхенской конференции, и было найдено решение, которое было логическим следствием разоблачения всеобщего заблуждения. Мы не могли согласиться с мнением, что нам нужно «платить по счетам» за Венский арбитраж; таково было бессовестное предложение полуофициальной немецкой «Дипломатической и политической информационной службы». В заявлении, сделанном 20 января 1939 г., нападкам подверглись «сторонники Народного фронта, евреи, реакционеры и другие недовольные» в Венгрии, что было нетерпимым вмешательством в нашу внутреннюю политику. То, что это произошло уже после визита в Берлин Чаки, нашего министра иностранных дел, и после подписания Антикоминтерновского пакта, было плохим предзнаменованием.

Открытое упоминание евреев в «корреспонденции», исходящей с Вильгельмштрассе, заставляет меня прокомментировать еврейский вопрос, который стал пробным камнем в международных отношениях Гитлера. Относительно сильное влияние еврейского элемента в Венгрии было для него словно бельмо на глазу, особенно когда много евреев в Венгрии было занято в финансах, коммерции и промышленности, а также в прессе и свободных профессиях. Конечно, средний класс у нас возмущало, что наиболее востребованные свободные профессии являются исключительно прерогативой евреев, что евреи поддерживают друг друга и проявляют национальную солидарность и что они получают больше четверти всего национального дохода. После Первой мировой войны Венгрию захлестнула волна антисемитизма; даже писатели, проявлявшие симпатии к левым деятелям, указывали на то, что девять десятых главных должностей режима Белы Куна занимали евреи. По-человечески было понятно, что преступления коммунистов списывали на евреев. Но присущее венграм чувство справедливости и усилия католической и протестантской церквей покончить со всеми расовыми предрассудками скоро помогли восстановить добрые отношения между евреями и неевреями.

После аншлюса Австрии давление Германии на нас усилилось, и правительство приняло решение уступить германским требованиям; подготовка законодательства, ограничивающего гражданские права еврейских граждан – отчасти в целях их защиты, – было передано в руки доктора Белы Имреди, бывшего министра финансов, а затем президента Национального банка. После сделанного им в экономической секции Лиги Наций доклада о своей работе он сблизился с британцами и американцами, установив с ними добрые отношения. Более того, будучи финансистом, он имел тесные связи с еврейскими кругами. Этот закон, который в апреле 1938 г. принял парламент, когда правительство Дараньи все еще было у власти, фундаментально отличался от Нюрнбергских законов, принятых в Германии в 1935 г. Он основывался на религиозной принадлежности, а не на расовом происхождении. Евреи, крещенные до 1919 г. или сражавшиеся на фронтах Первой мировой войны, не подпадали под действие закона, который апеллировал к принципу numerus clausus (количественного ограничения), то есть число занятых в отдельных профессиях евреев не должно было превышать 20 %[65]. От этого закона не ожидали немедленного результата; предполагалось предоставить банкам, компаниям с ограниченной ответственностью и другим предприятиям пять лет для выполнения его норм. Авторы закона и премьер-министр Дараньи обещали, что его условия радикально изменятся до 1943 г. Принцип Numerus clausus не ограничивал независимую деятельность евреев в торговле и коммерции.

Премьер Дараньи, состояние здоровья которого ухудшилось, попросил, к моему сожалению, об отставке. По какой причине, и по сей день у меня нет на этот счет удовлетворительного объяснения, его преемник Имреди, став премьером в 1938 г., без сомнения не бывший ненавистником евреев и до того истинный англофил, превратился в яростного антисемита и стал поддерживать немецкие политические теории. Возможно, он думал, что остаться в своей должности он мог, только опираясь на немецкую поддержку? Резкая реакция с немецкой стороны на его интервью, данное им «Дейли телеграф», в котором он с гордостью подчеркивал тот факт, что мы не пошли навстречу пожеланиям Гитлера во время моего визита в Германию, должно быть, сильно повлияла на него.