Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [36]

Вечером 14 мая 1917 г. мы вышли в море. Два эсминца под командованием лейтенанта князя Лихтенштейна ушли на час раньше крейсеров, чтобы провести разведку. Время отплытия было рассчитано таким образом, чтобы прибыть на намеченное место близ пролива Отранто к наступлению ночи. Крейсера затем расходились: «Новара» – в восточном направлении, «Гельголанд», бывший в центре кильватерной колонны, на юг, «Сайда» – на запад к мысу Санта-Мария-ди-Леука.

В три часа утра мы услышали гул орудий на юге; это наши эсминцы перехватили конвой, направлявшийся в Бриндизи. Они отлично постарались и потопили два больших парохода и сопровождавший их эсминец.

Тем временем мы приблизились к тому месту, от которого каждый корабль должен был пойти своим курсом. И тут мы встретили несколько дрифтеров, ставивших сети. Мы сделали предупредительный выстрел, но не на всех судах команды перешли в шлюпки; некоторые моряки встали за пулеметы и продолжали стрелять, пока не взорвались паровые котлы их судов, некоторые из которых перевернулись килем вверх. Матросов, покинувших суда, мы подняли на борт.

Наша задача была выполнена. Крейсера потопили 21 дрифтер и взяли в плен 72 человека. Повреждения наших кораблей были незначительны. «Новару» атаковал итальянский гидроплан, не нанеся ей никакого урона. Три крейсера соединились вновь и направились на базу в кильватерном строю, эсминцы были в авангарде.

Дрифтеры тем временем подали сигнал тревоги ракетами и послали сообщение по телеграфу. Несколько вражеских эсминцев вышли из гавани города Влёра в Албании, и после орудийной дуэли, продолжавшейся семь минут, они повернули назад. Однако мы не могли уйти незамеченными, и они продолжали вести наблюдение за нами, тщательно отслеживая наше местонахождение.

В это же самое время нам поступили сообщения с кораблей Лихтенштейна и наших аэропланов, что значительные силы противника замечены в Дринском заливе, севернее Дураццо (Дурреса), которые явно вышли из Бриндизи, чтобы попытаться отрезать нам путь отступления. Согласно первому донесению, это были итальянский крейсер, два британских крейсера и два эсминца.

Поскольку я знал их местоположение, можно было легко проложить такой курс, который позволил бы избежать встречи с ними, ведь я знал их скорости и нашу. Однако, когда я прорабатывал самое оптимальное решение, мне пришло сообщение по телеграфу от князя Лихтенштейна, что обоим его эсминцам противник закрыл проход к Которской бухте и теперь их оттесняют к берегу. Мое появление сразу же заставило вражеские корабли отказаться от преследования двух наших эсминцев, и они направились на всех парах нам навстречу. После того как был потоплен итальянский эсминец, два эсминца Лихтенштейна благополучно вернулись на базу.

Командир флотилии, информированный о сложившейся ситуации, запросил нас по телеграфу, требуется ли его вмешательство. Я ответил, что возможно предпринять удачный маневр и взять противника в клещи.

Когда корабли противника подошли на расстояние выстрела, они легли на курс, параллельный нашему, и в 9 часов 28 минут открыли огонь. Британский крейсер тем временем занял во главе кильватерной колонны место итальянского крейсера.

Британский крейсер дал по нам первый залп, и снаряды вспенили море в нескольких метрах перед носом «Новары». В связи с тем, что радиус действия вражеской артиллерии был больше нашего, я приказал использовать аппарат для создания дымовой завесы. Теперь мы могли подойти поближе и использовать наши орудия меньшего, чем у противника, калибра и одновременно для большего эффекта пустить торпеды. Несомненно, что противник попытается подойти поближе, поверив в то, что мы избегаем прямого боя.

Рассчитав, что вражеские крейсера должны находиться уже на достаточно близком расстоянии, я вышел из дымовой завесы и продолжил идти курсом на север. Подошедшие эсминцы на траверзе левого борта были отогнаны залпами наших орудий.

Ожесточенное сражение разворачивалось между кораблями, шедшими на параллельных курсах, на удалении друг от друга на расстоянии 4500–7500 м. Несмотря на более медленный ход «Сайды», а скорость ее не превышала 25 узлов, мы все же продвигались вперед и держались вместе на расстоянии выстрела. Огонь британских крейсеров был точен и выверен, его целью была «Новара», ведущий корабль нашего небольшого соединения. Сначала попадания случались редко, но постепенно ситуация все более усложнялась. Снаряд попал в боевую рубку, была разрушена штурманская рубка. Одно из наших орудий вышло из строя, тут и там возникали пожары, которые мы едва успевали тушить. С другой стороны, мы видели, что корабли противника тоже получили повреждения.

В 10.10 утра я был ранен, когда снаряд разорвался около меня. Пять осколков попали в ногу; шрапнель весом в пару фунтов сорвала фуражку с моей головы, не причинив мне вреда. Этот небольшой кусок металла с сохранившимися на нем фрагментами моего головного убора позднее был вручен мне на память. Поверх мундира на мне была шинель, но я не получил ни единого ожога. Однако я чувствовал себя так, будто мне по голове ударили топором. Я также надышался ядовитого дыма и потерял сознание, но быстро пришел в себя, когда меня облили холодной водой, чтобы потушить тлевшую одежду.