Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [110]

Тем временем лагерь постепенно заполнялся. Машины и грузовики привозили все новых заключенных, среди которых оказался Герман Геринг. Его, однако, изолировали от остальных. Настал день, когда привезли Ференца Салаши; впоследствии его передали венгерскому правительству; состоялся суд, и он был осужден. Его казнили 13 марта 1946 г. Американский офицер, говоривший на венгерском, свел меня с полковником Пайташем, командиром королевской гвардии, которому вместе с помогавшими ему пятью унтер-офицерами удалось вывезти железный контейнер с королевскими регалиями Венгрии. Полковник Пайташ рассказал мне, что американцы поместили запертый контейнер в надежное место. Однако короны Святого Иштвана (Стефана) в ней не было. Как это случалось в венгерской истории прежде, ее закопали в австрийской земле. Позднее, по моим сведениям, она оказалась в руках американцев.

Я вспоминаю 8 мая, День Победы в Европе[105], который пришелся на время моего пребывания в Аугсбурге, как счастливый день. Неизвестный унтер-офицер рассказал мне об услышанном по радио сообщении об освобождении американцами в Прагзер-Вильдзее в Южном Тироле моего сына Миклоша вместе с Каллаи, Леоном Блюмом, Шушнигом, сыном маршала Бадольо и несколькими другими бывшими узниками лагерей Дахау и Маутхаузен. Это была первая новость о моем сыне, которую я услышал за семь месяцев. В тот же день мне позволили посетить мою семью, которая все еще содержалась в Хиршберге; расставание с ними после нескольких часов, проведенных вместе, из-за неизвестности моей дальнейшей судьбы было крайне печальным.

Меня постоянно переводили из одного места содержания в другое. Я имел удовольствие встретиться с братьями Керестеш-Фишер, которых я считал погибшими; один из них в течение нескольких лет был нашим лучшим министром внутренних дел, младший брат длительное время был начальником моей военной канцелярии. Я не смог посетить обед, на который меня пригласил комендант лагеря, во время которого братья собирались рассказать мне историю своего побега, так как меня неожиданно вызвали и на самолете доставили в штаб генерала Эйзенхауэра. Я был готов ко всяким неприятностям, но на сей раз мне повезло. 11 мая 1945 г. меня привезли в очаровательную усадьбу Лебиоль поблизости от Спа в Бельгии с комфортными условиями проживания. Комендантом был майор секретной разведывательной службы Великобритании. Нас не только прекрасно обслуживали, но мы имели возможность музицировать на пианино, сыграть партию в бильярд или сразиться в шахматы. Была возможность вести интересные беседы, особенно с послом Францем фон Папеном. Бывший немецкий рейхсминистр продовольствия Дарре также был в Лебиоле во время моего там пребывания; он попал в немилость Гитлера еще в 1942 г.

С генералом Эйзенхауэром мы так и не встретились. У нас не было ни малейшего понятия, почему нас привезли в это место. Мы получили ответ три года спустя. Один из моих друзей, который живет теперь в Бельгии, написал мне, что он был приглашен в Лебиоль. Владелец поместья рассказал ему, что Лебиоль во время наступления заняли американцы. После того как они проследовали дальше на восток, ему позволили вернуться. Все было оставлено в идеальном порядке, только, к своему удивлению, он обнаружил, что в каждой комнате над люстрами на потолке были установлены гипсовые розетки. Он снял их, и в каждой из них обнаружил микрофон. Американцам было хорошо известно, что я поддерживал дружеские отношения с фон Папеном, и они надеялись из наших откровенных разговоров узнать что-либо интересное для них. Для того чтобы присутствие фон Папена было не столь явным, включался в разговор третий человек – отлично придуманная схема.

Меня уверили в том, что я не военнопленный, но имею статус «свидетеля под защитой». 21 мая в понедельник, в Духов день, наша одиссея продолжилась. Поскольку штаб переехал во Францию, мы должны были оставить Спа, и нас перевезли в Мондорфле-Бен, курорт в Люксембурге. В этом месте, в 15 километрах от столицы Люксембурга, содержались несколько высокопоставленных «военных преступников» и военнопленных. Здесь не было и речи о комфорте. Несмотря на мои протесты, меня поместили в удивительно грязный небольшой отель, и, если бы мой старый слуга не принес мне постельное белье и меховой плед, мне пришлось бы спать под наброшенной сверху одеждой. Еда была холодной и невкусной; меня от нее тошнило. Однажды, поднимаясь в свою комнату, я потерял сознание. Тревога лагерного доктора и коменданта, поспешивших прийти ко мне, была столь велика, что я решил воспользоваться своим недомоганием. Я оставался в постели два дня, и после этого мои материальные условия улучшились.

Так как лагерные вышки еще не поставили, нам не были разрешены прогулки. Я находился в подавленном состоянии, не имея известий от своей семьи. Особенно меня беспокоило здоровье моего сына, ведь он провел несколько месяцев в концентрационном лагере. Помимо этого, новости, приходившие извне, нас не радовали. Политические события последнего времени высветили тот факт, что Бенеш, как и в 1918, и 1919 гг., старался действовать как всезнающий советник в южно-европейских вопросах, и, естественно, в ущерб Венгрии. Он просто не осознавал, что договор, заключенный им с Россией (СССР) во время войны, будет совершенно бесполезен, и он не сможет предотвратить трансформацию Чехословакии в страну «народной демократии» несколько лет спустя.