Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944 - [105]

Затем я пожал руки всем присутствующим и покинул палату Совета.

Партия «Скрещенные стрелы» восприняла мое обращение по радио как сигнал продолжить подготовку к захвату власти. Одно из первых зданий, которое они захватили с помощью немцев, была радиостанция. Салашисты выступили по радио с обращением якобы от имени Вёрёша, начальника Генштаба, с целью опровергнуть сказанное мной ранее. Цель была достигнута. Мои военные приказы еще не пришли в войска, и воцарился сплошной хаос. Две армейские части, еще остававшиеся в Будапеште, перешли под командование салашистов. Бакаи был арестован, а его заместитель Аггтелеки просто исчез. Неизвестно и по сей день, как подпись Вёрёша появилась под фальшивым обращением. Вёрёш лично уверял меня, что он не имел никакого понятия о том, что делалось от его имени.

Невозможно описать, что творилось в Будапеште. Многие после моего радиообращения могли вздохнуть с облегчением после стольких дней гнетущей неизвестности. Были освобождены некоторые политзаключенные. Подпольное движение приступило к выполнению своих планов. В то же самое время не проходил страх перед возможными немецкими репрессиями; немцы быстро послали несколько танков «Тигр» на патрулирование улиц. Те, кто надеялся на перемирие, теперь пришли в отчаяние от приказов Вёрёша, но, что это лжеприказы, они об этом не знали. В этой страшной сумятице тем, кто поддерживал салашистов, удалось достичь своих целей. Днем по радио прозвучала первая речь Ференца Салаши под гром победных венгерских и немецких маршей.

Дворец оказался в осаде. Подходы к нему были заминированы, случайно немецкое посольство, расположенное поблизости, оказалось также в изоляции. Как нам стало известно ночью, атака немцев на дворец была назначена на ранние часы утра 16 октября.

Мы были в полной боевой готовности, когда доложили о прибытии генерал-лейтенанта Ваттаи, начальника военной канцелярии, и Амбрози, начальника канцелярии кабинета. Они пришли передать мне послание фюрера, в котором он «предлагал» предоставить мне безопасное убежище, но только при условии, что я уйду в отставку, сложу свои властные полномочия и сдам дворец. Я ответил отказом на это «предложение» и заявил, что не надо меня больше беспокоить подобными просьбами.

Вскоре после этого к моей снохе явились какие-то два незнакомца вместе с адъютантом Тоштом и пытались заставить ее уговорить меня принять «предложение». Моя сноха, как и мой сын Миклош, всегда помогала и поддерживала меня в трудную минуту, и особенно в эти дни стала моим неутомимым помощником, и она не хотела даже разговаривать с ними. Все их попытки ни к чему не привели, даже угроза немедленно атаковать дворец.

Адъютант Тошт настоятельно просил ее одуматься и говорил ей: «Подумайте хотя бы о безопасности своей семьи, о своем сыне. Сделайте это ради собственного блага». Она резко оборвала разговор, сказав, что ей не пристало как-то влиять на меня.

В ожидании атаки я отослал свою жену, сноху и внука в 4 часа утра под охраной в резиденцию нунция, который в прошлом уже предлагал предоставить нам убежище.

Однако какой смысл был в том, чтобы доводить дело до перестрелки? Перед лицом превосходящих сил противника в людях и артиллерии – мы не могли ничего противопоставить их танкам – преданная нам наша личная охрана погибла бы в бою. Хотя я и не смог достичь своей цели и принести мир Венгрии, мое радиообращение свидетельствовало всему миру – Венгрия не смирилась с оккупацией. Но я не хотел, чтобы ради меня гибли люди. Поэтому я отдал приказ прекратить сопротивление. Мой приказ не дошел до одной части, располагавшейся в дворцовом парке, которой командовал сын бывшего премьера Каллаи. Началась перестрелка, и были убиты четверо немецких солдат. Андраш Каллаи был взят в плен и отправлен в Дахау.

Незадолго до 6 часов утра появился Веезенмайер и попросил меня прибыть в отель «Хатвань», чтобы «не расстраивать себя, наблюдая за штурмом королевского дворца». Это, подумал я, было мягкой формой ареста. После моего приезда в отель «Хатвань», где находился штаб СС, доктор Веезенмайер сказал: «Здесь ваша светлость находится под защитой фюрера».

Я ответил, что я не ищу ничьей протекции и я не считаю, что имею в ней нужду в своей стране. Доктор Веезенмайер уставился на меня в изумлении. Мои слова были непонятны ему, как его поведение было непонятно мне.

Значительно позднее, только осенью 1947 г., я получил объяснение нашего взаимного непонимания. Мне поступила информация от человека, чьего имени я не могу назвать, но в надежности и правдивости которой я был уверен. Основываясь на ней и на показаниях свидетелей на суде над Салаши в Будапеште в феврале 1946 г., можно полагать, что события той ночи с 15 на 16 октября выглядели следующим образом.

В 11 часов 15 октября Амбрози, начальник канцелярии кабинета министров, и Ваттаи, начальник военной канцелярии, направились в офис премьер-министра, где в то время проходило совещание премьера Лакатоша с министрами Иваном Раковски, Густавом Хеннеи, Лайошем Чатаи, бароном Петером Шеллом и парламентским секретарем Иштваном Фаи. Ваттаи заявил, что жизнь регента находится в опасности. Единственная возможность спасти его и его семью – это обеспечить им протекцию Германского рейха. Премьер согласился с тем, что если это действительно так, то это обязанность Ваттаи предложить этот выход регенту. Ваттаи высказал свою готовность поступить таким образом; он ушел вместе с Амбрози и вернулся один в полночь. Министры все еще продолжали заседать. Он сказал им, что принес ответ регента: «Его сиятельство согласился с предложением. Он выдвигает только одно условие, что он возьмет с собой ближайших сотрудников, чтобы они не пали жертвой мести со стороны партии „Скрещенные стрелы“. Ваттаи затем перечислил их имена: Амбрози, Лазара и себя. Премьер Лакатош, который не видел причины сомневаться в том, что это был действительный ответ регента, взял на себя труд сообщить об этом в немецкое посольство. Это дало толчок дальнейшим событиям. Немцы исходя из того, что им сообщил премьер-министр, полагали, что регент капитулирует к полуночи, и как правитель государства, и как главнокомандующий. Премьер Лакатош взял на себя роль посредника при отречении, которое должно было состояться днем 16 октября. Как он полагал, капитуляция требовала официального отречения».