Жизнь Будды - [2]

И был один.

Властительный отец,

Столь дивного когда увидел сына,

Хотя уверен был в своей душе,

Однако был подвигнут изумленьем

И изменился в лике, между тем

Как взвешивать значение событья,

То радуясь, то сетуя. А мать,

Царица, увидавши, что ребенок

Родился — всем законам естества

Противореча, в робком женском сердце

Сомнительна была, и ум ее

Меж крайностей качался, схвачен страхом:

Не различая в знамениях сих,

Что — радостно, а что, быть может, грустно,

Давала доступ скорби вновь и вновь.

И женщины глубокой Долгой Ночи,

Блюстительницы Ночи Мировой,

Небесного просили указанья,

Молили, чтобы новое дитя

Благословенным в этой жизни было.

В тот час, в священной роще, был Брамин,

Был некоторый верный прорицатель,

С достойным видом, славный, потому,

Что был искусен он и полон знанья.

Увидев знаки, в сердце он своем

Возликовал на дивное событье.

Дабы смущенным не был больше царь,

Ему сказал он голосом правдивым:

«У всех, кто в этом мире порожден,

Желанье есть, чтоб сын родился славный,

И ныне царь, как полная Луна,

Быть в радованьи должен завершенном,

Затем что у него родился сын

Единственный и дивно-несравнимый,

Что будет славой роду своему.

Веселым будь и прогони сомненья,

Все знамения ныне говорят,

Что дому твоему — преуспеянье.

Прекрасно одаренное дитя

С собой несет освобожденье мира;

Такое тело, с цветом золотым,

Имеет лишь учитель, данный Небом.

Достигнет просветленности вполне,

Кто наделен приметами такими,

А ежели восхочет быть в мирском,

Всемирным он пребудет самодержцем.

Везде прият властителем Земли,

Монархом будет четырех империй.

Как Солнца свет среди других огней,

Он между всех пребудет превосходным.

Но если будет он искать жилья

Среди пустынь лесных и гор безлюдных,

Но если, сердце мудрости отдав,

Он обратится весь к освобожденью,

Вселенную он светом озарит,

Затем что как средь гор монарх — Сумеру,

Иль золото средь ценностей есть царь,

Иль Океан — предел среди потоков,

Или Луна есть первая меж звезд,

Иль Солнце — между всех светил небесных,

Так Совершенный, что родился в мир,

Идущий тем путем, который начат,

Есть самый совершенный меж людей.

Его глаза светлы и, расширяясь,

Все видят больше, больше пред собой;

Их затеняют длинные ресницы,

А цвет очей — фиалковый есть цвет,

Раек в глазу — кружок есть светло-синий,

Весь очерк — словно полная Луна:

Такие знаки, без противоречья,

Дают узнать, как бы отбросив тень,

Что состоянье мудрости — здесь полно».

Царь, усомнившись, снова вопрошал,

И снова отвечал рожденный дважды.

Он изъяснил, что были у других

Царей Земли сыны предназначенья.

Воспомнил Бхригу и Виасу он

И назвал сладкогласного Вальмики

Среди имен, которые горят

В умах людей, как звезды светят в Небе.

«Наполни, царь, восторгом светлым дух,

Как светлый мед златится в полной чаше,

Не дозволяй сомненьям говорить».

И радовался царь словам провидца.

В саду же Риши был, что свято жил,

Асита звался он и был искусным

В истолкованьи знаков и примет.

Он молвил, вдохновясь: «О правосудный!

Во имя правых — в прежних жизнях — дел,

Теперь плоды прекрасные явились.

Услышь меня, скажу, зачем я здесь.

Когда я шел сюда дорогой Солнца,

Я слышал, как в пространстве мировом

Вещали Дэвы, что рожден царевич,

Который мудрость явит в полноте.

И сверх сего я видел предвещанья

Чудесные, которые меня

Предстать перед тобою побудили,

Да будет мною узрен Сакья-царь,

Установитель Правого Закона».

Царь повелел младенца принести.

Царевича увидев, на подошвах

Тех детских ног увидев колесо,

Тысячекратной явлено чертою,

Между бровей увидев белый серп,

Меж пальцев тканевидность волоконца

И, как бывает это у коня,

Сокрытость тех частей, что очень тайны.

Увидев цвет лица и кожи блеск,

Заплакал мудрый и вздохнул глубоко.

Царь, видя слезы Риши, был смущен,

И у него пресеклося дыханье.

Привстав, он с беспокойством вопросил:

«Что в сыне есть моем, таком прекрасном,

Что мало от Богов отличен он

И видом обещает совершенство,

Изящен бесподобно и красив,—

О, что в нем есть, что так тебя печалит?

Иль, может быть (да не свершится так!),

Он в жизни краткодневен? Иль он только

Не больше как осенний есть цветок,

Из инея цветок,— дохнешь, и где он?»

Увидевши, что царь так огорчен,

Немедленно ему ответил Риши:

«Да ни на миг не будет царь смущен,

Да помнит, что сказал я, а сомненью

Да никогда не даст он в сердце ход.

Великое все знаменья вещают.

Но, вспомнив про себя, что вот я стар,

Я слезы не сдержал. Конец мой близок.

Твой сын,— всем миром будет он владеть,

Родившись, он закончил круг рождений,

Придя сюда во имя всех живых.

От царства своего он отречется,

Он от пяти желаний ускользнет,

Он изберет суровый образ жизни

И истину ухватит, пробудясь.

Засим, во имя всех, в ком пламя жизни,

Преграды он незнанья раздробит,

Препоны тьмы незрячей уничтожит

И солнце верной мудрости возжжет.

Всю плоть, что потонула в море скорби,

В пучине безграничной громоздясь,

Недуги все, что пенятся, пузырясь,

Преклонный возраст, порчу, как бурун,

И смерть, как океан, что все объемлет,—

Соединив, он в мудрости челнок,

В свою ладью, все нагрузит бесстрашно

И мир от всех опасностей спасет,

Отбросив мудрым словом ток вскипевший.

Власть размышленья, словно свежий ключ,

Его ученье, словно близкий берег,

Достаточны для всех нежданных птиц.