Жизнь Большой Реки - [12]

Собаки в разборной байдарке… Исключено! Кто-то предложил несмело:

— А что, если направить их к компадре?

Воцарилась неожиданная тишина, а потом все сразу начали громко говорить по-португальски. Мнения, судя по всему, были противоречивыми. Мы ничего не понимали. Наконец слово взял хозяин:

— Компадре? Что ж, можно попробовать. Правда, он живет далековато, выше по реке, по лесной дорогой до него можно добраться относительно быстро. Часть пути придется пройти тропой. Но зато у компадре есть и подходящие лодки, и самые лучшие собаки, каких только я видел.

— Кто такой компадре?

_{ЖИЛИЩЕ ЛЕСНЫХ ЛЮДЕЙ В СЕЛЬВЕ}

Ежи посмотрел на меня так, будто я в чем-то допустил промашку.

— Компадре — это попросту компадре. По-нашему это значит «кум». Немножко странный он, надо признать, человек. Он ни с кем не поддерживает контактов. Иногда появляется в селении Фос де Игуасу, продает там шкуры и снова исчезает на долгое время. Но какой это охотник! Только трудно вам будет с ним договориться. Может быть, ты с ним отправишься, Янек? Он тебя любит. Если вы в самом деле намереваетесь поохотиться, вам лучше отказаться от байдарки. Во время охоты руководить и приказывать будет компадре. Останетесь довольны.

На Следующий день мы выехали на «джипе»: я, Вицек, сын Ежи Янек и охотник-бразилец. После двух часов довольно лихой езды мы распрощались с машиной и шофером. Весь багаж — на плечи и двинулись по узенькой тропинке — пикаде. Из зеленого полумрака мы вышли на освещенную поляну. На противоположи ной ее стороне серебрилась Игуасу. Мы добрались до цели.

На поляне — ранчо, самое удивительное, пожалуй, из тех, какие мне доводилось видеть. Стены довольно большой постройки, сложенные из почти неотесанных бревен, казались ажурными.

В них было больше щелей, чем дерева. Крыша — настил из бамбука и пальмовых листьев — выступала далеко за стены. Пола в помещении не было, его заменял просто утоптанный грунт, такой же, как и вокруг дома. Неподалеку на столбах сушилось множество рас- тянутых шкур животных.

Выходя из лесу, мы принялись громко хлопать в ладоши. Это своеобразный ритуал в интериоре — во внутренних районах страны. Таким способом хозяина уведомляют, что идут гости и что-у них нет злых намерений. Затем следует остановиться на приличном расстоянии и подождать, пока хозяин выйдет и пригласит приблизиться или войти в дом. Без разрешения лучше не подходить к дому. Непрошеный гость может быть встречен… свинцом. Таков неписаный закон интерпора.

Из-за угла выглянула женщина, что-то крикнула и сразу же исчезла. Я успел только заметить, что у нее очень темная кожа. Наблюдение это сделать было нетрудно, так как всю ее одежду составляло что-то вроде юбчонки вокруг бедер. Крик женщины всполошил кучку занятых чем-то во дворе детей, с полдюжины шоколадного цвета голышей. С визгом, сшибая друг друга с ног, они ринулись к двери и в мгновение ока исчезли. Мы ждали, оставаясь на месте. Это продолжалось довольно долго. Янек успел сообщить мне:

— Это его жена. Местная, из леса.

Наконец на пороге, если у этого дома вообще был порог, показался хозяин. Он не выходил из дома, приглядываясь к нам издалека.

— Компадре! Салуд! — крикнул Янек.

Еще секунда, и компадре кивком головы дал нам знак о том, что мы можем приблизиться. И сам пошел навстречу. Янеку он пожал руку и долго хлопал его по спине. Нас рассматривал молча, словно оценивая. Только потом он протянул руку. Ладонь у него была сильная, мужская. Манера подавать руку, обмениваться рукопожатием говорит мне о многом. Компадре мне понравился. Янек представил нас коротко: «Мне амигос» (мои друзья), и ничего больше.

Возраст хозяина определить было трудно, может быть, сорок лет, а возможно, и значительно больше. Это был крепко сложенный мужчина с внушительной фигурой. Чисто выбритый, с черной взлохмаченной шевелюрой. Разговаривая, он пристально смотрел в глаза, и в его взгляде было что-то странное, беспокоящее. Я несколько иначе представлял себе этого охотника, «дикого лесного человека». На спокойном, словно застывшем в напряженном ожидании лице ни капли загара. К нам он обращался по-испански. Я не удивлялся этому: в пограничных районах знание соседнего языка не редкость. Но меня поразила правильность, я даже сказал бы изысканность его испанского языка. Одет он был в старую, рваную хлопчатобумажную рубаху, выпущенную поверх столь же рваных, но чистых полотняных штанов, на ногах — высокие сапоги с широкими голенищами.

Войдя после его приглашения в ранчо, мы первое время несколько беспомощно озирались по сторонам: переход от яркого света к полумраку был чересчур резким.

— Садитесь, кумовья, — предложил хозяин, пододвигая лавки и какие-то причудливо изогнутые стулья. На одном из них в углу помещения лежало что-то длинное и черное. Я принял это за подушку, но, когда компадре поднял стул, подушка ожила. Сброшенная на пол, она раскрутилась и оказалась солидных размеров змеей, которая, неуловимо быстро извиваясь, исчезла в темном углу. Спустя минуту у нас над головами что-то зашелестело: черная змея обвилась вокруг потолочной балки и замерла.

Впечатление от этой картины было ошеломительным. Паническая реакция Вицека и моя вызвала смех не только у компадре, но и у наших спутников. Корчась от смеха, они веселились, словно малые дети.