28 ноября, время: 17.00 – Лейпциг
Карл прижал к щеке «парабеллум» калибра 9 миллиметров. В этой душной комнате приятно было ощутить на лице холодок стали. В камине еще вспыхивали красные язычки пламени, а от нескольких глотков шнапса Карлу стало еще жарче.
Карлу Рейнхарду было чуть за сорок, и он был еще в хорошей форме, высокий, сухопарый, подтянутый. Он вытер ладонью пот со лба и взъерошил свои светлые, коротко остриженные волосы. Затем он подошел к окну и посмотрел на стоявшее напротив здание.
Это был типичный особняк девятнадцатого века; взгляд Карла привычно выхватывал из темноты его знакомые очертания. В этом доме, утратившем теперь былое великолепие и постепенно приходившем в упадок, было до недавнего времени его королевство. Теперь же здание стало всего лишь опечатанным и обезлюдевшим обломком восточногерманской империи, таким же унылым, как и осеннее небо над ним.
Но Карл, как, впрочем, и его коллеги из Министерства безопасности ГДР, известного всем как Штази, не мог смотреть на этот дом равнодушными глазами. В этом старом особняке прошли двадцать лет его жизни, а собранные в подвалах архивы заложили фундамент его, Карла, неограниченной власти.
У Рейнхарда была просторная, превосходно оборудованная и обставленная квартира, расположенная неподалеку от Дома советско-германской дружбы. Класс квартиры соответствовал и рангу хозяина – руководителя отдела С5, отвечавшего за «координацию деятельности освободительных движений», что на практике означало поддержку террористов в разных точках земного шара.
Карл прикрыл глаза. Холодное стекло запотело от его горячего дыхания, и предметы за окном приобрели причудливые очертания. Надо признать, что он все еще не мог избавиться от изумления, вызванного столь стремительным развитием событий.
Еще несколько дней назад он и его коллеги крепко держали власть в своих руках – и вдруг все кончилось.
Демонстранты, или, как они себя называли, члены гражданских комитетов, захватили их особняк. Теперь Карлу, лишенному власти, работы, положения, привилегий, оставался лишь один «достойный» выход – поступок чести. Возврата к прошлому уже не было…
Никто по нему не заплачет, а такой выход казался ему удачным способом проститься со своим рушившимся на глазах миром. Известие, которого он ждал, передали ему по телефону несколько часов назад.
Старый приятель сообщил, что сегодня Карла должны вызвать на допрос. Его, полковника Штази, Карла Рейнхарда. Это не оставляло ни тени сомнения в том, что упоительному владычеству Штази пришел конец.
Он отвернулся от окна и окинул внимательным взглядом комнату. Все выглядело именно так, как он задумал. Неподалеку, на столике со столешницей из дымчатого стекла стояла почти пустая бутылка шнапса. За диваном виднелась картонная коробка, доверху набитая документами, на которых выделялся ярко-красный гриф «Совершенно секретно».
Карл предвидел такой конец еще несколько месяцев назад, когда демонстрации не вызывали никакого противодействия со стороны властей. Руководитель ГДР Эрих Хонеккер наложил в штаны от страха. Несколько недель в штаб-квартире Штази сотрудники жгли документы, которые могли скомпрометировать не только их, но и тысячи агентов во всем мире. Всех словно охватила лихорадка уничтожения. Кроме того, в Москву тоннами безоглядно отсылались ценнейшие архивы, которые собирались годами.
Громкий стук в дверь вернул Карла к действительности.
– Moment, maR Счас, один момент! – крикнул он, прикидываясь пьяным.
В эту минуту нога Иоганна с глухим стуком соскользнула с дивана на пол. Второй человек, находившийся в комнате, явно не отдавал себе отчета в том, что творилось вокруг.
– Polizei МеЛ Откройте! Полиция! – послышалось за дверью.
– Убирайтесь к черту! – крикнул в ответ Карл. Теперь в дверь уже не стучали, а колотили изо всех сил. Полицейские нервничали и все никак не могли взять в толк, что они имеют дело со специально укрепленной дверью.
Карл знал: на то, чтобы ее высадить, потребуется немало времени, а когда им это все же удастся, он будет уже мертв.
Рейнхард подошел к двери и крикнул:
– Да здравствует Германская Демократическая Республика!
В дверь продолжали ломиться; в ход уже пошли сапоги.
Карл шагнул к дивану, снял «парабеллум» с предохранителя и повернулся лицом к двери:
– Пошли вы все на хуй! – заорал он и нажал на курок.
После выстрела на мгновение наступила тишина, а затем удары в дверь возобновились с новой силой.
Самоубийство – это не такая простая штука, особенно если после него собираешься начать новую жизнь, подумал Карл.
Во всех документах, разложенных на тумбочке в спальне, была указана его фамилия, но фотографии принадлежали мужчине, который сейчас лежал на диване и которого можно было бы принять за спящего, если бы у него не был начисто снесен затылок, а стену за диваном не покрывали бы брызги крови и ошметки мозгов. Он, собственно, и спал в тот миг, когда Карл засунул дуло пистолета ему в рот и нажал на курок.
Бродяга, Auslander, иностранец, которого на улице звали Иоганном, фигурой и общим внешним видом очень походил на Карла. Незаметно привести этого человека в дом, жильцы которого, бывшие сотрудники Штази, в поисках убежища рассеялись по бескрайним просторам Евразии от Москвы до Пекина, оказалось еще проще, чем Карл предполагал.
