Жижи - [9]

– Как же, как же, в Антуанском предместье, – смеялась тётя Алисия, маленькие зубы её задорно поблёскивали.

Тёте Алисии было семьдесят лет, и вкусы у неё были своеобразные. В спальне серебристо-серого цвета стояли красные китайские вазы, в ванной комнате, узкой и белой, было тепло, как в оранжерее. Природа наделила тётушку богатырским здоровьем, но ей нравилось считать себя хрупкой и болезненной. Когда мужчины, знавшие её в молодости, предавались воспоминаниям о красавице Алисии де Сент-Эффлам, они выражали свои восторги лишь вздохами да восклицаниями: «Это что-то неописуемое… слова тут бессильны!» У некоторых близких её знакомых сохранились её фотографии, но на молодых они не производили большого впечатления: «Так вы говорите, она была удивительно хороша? По фотографии этого не скажешь…» Глядя на эти фотографии, её бывшие поклонники впадали в задумчивость, узнавая запястье, гибкое, как лебединая шея, маленькое ушко, нежный профиль, где как бы устремлялись друг к другу, составляя прелестное сочетание, пухлая, чуть приподнятая верхняя губка и длинные, прямые как стрелы ресницы.

Жильберта чмокнула свою по-прежнему красивую тётушку: в её седых волосах поблёскивала чёрная шпилька, а слегка ссутулившуюся фигуру облегало домашнее платье из переливчатой тафты.

– У тебя опять мигрень, тётя Алисия?

– Ещё не знаю, всё зависит от завтрака. Скорее раздевайся, стол уже накрыт. Что это на тебе надето?

– Перешитое мамино платье. А что, на завтрак яйца всмятку, мне опять мучиться?

– Не волнуйся, всего лишь яичница с гренками. И с дроздами легко управишься. А ещё получишь шоколадный крем. Я от него тоже не откажусь.

Молодой голос, едва заметные под пудрой морщины, кружевной чепчик на седых волосах – тётя Алисия прекрасно вошла в роль театральной маркизы. Жильберта благоговела перед своей тёткой. Садясь за стол, она аккуратно одёрнула юбку, соединила вместе колени, напомнила себе, что нельзя расставлять локти, иначе выпятятся лопатки, и приняла вид благовоспитанной барышни. Она отлично затвердила свой урок: осторожно отламывала хлеб, жевала с закрытым ртом и, разрезая мясо, не забывала, что указательный палец нельзя выставлять вперёд. Волосы у неё были стянуты ленточкой на затылке, так что уши и нежная кожа на висках оставались открытыми, крепкая шея словно рвалась из узкого воротника, не слишком удачно приспособленного к старенькому, блёкло-синему платьицу; чтобы хоть как-то его оживить, по подолу юбки были пущены в три ряда басоны из ангорской шерсти и такие же трёхрядные басоны красовались на рукавах.

Тётя Алисия, сидя напротив своей племянницы, зорко следила за ней своими красивыми тёмно-синими глазами и не находила повода к упрёкам.

– Сколько тебе лет? – вдруг спросила она.

– Да столько же, сколько было прошлый раз, тётя. Пятнадцать с половиной. Тётя, а что ты думаешь об этой истории с дядюшкой Гастоном?

– А что? Тебя это интересует?

– Конечно, тётя. И мне всё это очень не нравится. Если у дядюшки появится другая дама, он долго не будет приходить к нам играть в пикет и пить ромашку. Меня это очень огорчит.

– Своеобразная точка зрения, ничего не скажешь.

Тётя Алисия, прищурившись, критически осматривала свою племянницу.

– Как ты учишься? У тебя есть подруги? Дроздов надо разрезать пополам, одним движением ножа, и чтобы нож не лязгал по тарелке. Каждая половина съедается сразу. Кости не обгладывай. Отвечай на мой вопрос, не переставая есть, но и не говори с набитым ртом. Попробуй приспособиться. Раз у меня получается, должно получиться и у тебя. Так с кем ты дружишь?

– Ни с кем, тётя. Бабушка не пускает меня в гости к моим подругам.

– Она права. Кстати, не завела ли ты себе ухажёра? Какого-нибудь бухгалтера с портфелем под мышкой? Или, может, ты предпочитаешь молокососов? Предупреждаю тебя: если соврёшь, я всё равно узнаю.

Удивлённая столь пристрастным допросом, Жильберта не отрывала глаз от холёного властного лица тётушки.

– Да нет, тётя, что ты. Неужели тебе рассказали обо мне что-нибудь плохое? Нет-нет, я ни с кем не общаюсь. Только я не понимаю, почему бабушка не пускает меня в гости?

– Повторяю тебе, она права. Родители твоих подруг – самые обычные люди, а значит, для нас бесполезные.

– А мы разве не обычные?

– Нет.

– А чем они отличаются от нас, эти обычные люди?

– У них куриные мозги и дурные наклонности. К тому же все они люди семейные. Боюсь, что тебе всё равно этого не понять.

– Да нет, тётя, я понимаю, в нашей семье замуж не выходят.

– Никто нам не запрещает вступать в брак. Но мы не стремимся выскочить замуж во что бы то ни стало.

– И поэтому мне нельзя ходить в гости к подругам?

– Да, поэтому. А тебе что, скучно дома? Ну что ж, поскучай немножко. Это не так уж плохо. Может, поумнеешь. Что я вижу? Слёзы? А ты глупышка, какая ты ещё маленькая! Возьми ещё одного дрозда.

Блеск хрусталя смешался с сиянием колец, когда тётя Алисия взялась за ножку бокала.

– Выпьем за наше с тобой здоровье, Жижи! К кофе ты получишь египетскую сигарету. Только чтобы я не видела обслюнявленного кончика, и табаком не смей плеваться. Да, вот ещё что, я дам тебе записку к старшей продавщице у Бешоф-Давида, это моя старинная приятельница, ей очень не повезло в жизни. Подберёшь себе что-нибудь новенькое. Кто не рискует, тот не выигрывает.