Живые, пойте о нас! - [61]

Через несколько недель после возвращения ветерана домой мы получили от Анны Николаевны Добрыниной телеграмму о скоропостижной его смерти.

Словно мина замедленного действия, пролежавшая четверть века в земле, разорвалась у его ног. Или мертвый, невесть где закопанный в петергофском парке враг встал из-за своего уже, не существующего бруствера и поразил моряка проклятой давней нулей. Воспоминания опасны. Они убивают и тогда, когда война уже давно отгремела.

Павла Добрынина хоронили с почестями…

Теперь яблоньки будут расцветать уже без него. Он не успел увидеть розовую пену их первых цветов, собрать крепкие, созревшие плоды. И яблоньки, и все, что он создал в своем доме трудолюбивыми руками, осталось теперь как память о нем.

Моряк-балтиец спит в уральской земле.

Но если вдруг тот паренек из Кронштадта, теперь уже взрослый человек, или женщина, что помогла в черный день моряку добрым словом, узнают себя в этих строках, откликнитесь. Напишите семье Павла Добрынина, чтобы дети его могли вместо отца передать вам свою благодарность!

На рубежах славы

Вот и закончился затянувшийся на тридцатилетие поход в прошлое.

Случилось так, что из всего пережитого за военные годы этот оставшийся неизвестным до последнего времени подвиг, этот десант стал для нас самым сильным, самым мучительным воспоминанием. И люди, ушедшие и погибшие с ним, словно взывали к нашей памяти: «Расскажи, не оставляй неизвестным то, что обязаны знать многие. Нет, не для нас и даже не для наших детей, не для бренной земной славы. А для того, чтобы юноша, ставящий на заре здесь легкий парус, девушка в праздничном платье, приходящая в пору своих мечтаний побеседовать сама с собой, наедине с морем, все, кому дорог этот благословенный уголок земли, знали, чувствовали, что мы тоже причастны к их счастью, к их судьбе, незримо следуем за ними, направляем их путь.

Мы были разными — нежными душой и грубоватыми, образованными и закончившими лишь четырехлетку: мы рано начали самостоятельно трудиться, раньше, пожалуй, чем вы, современная молодежь, страдать и любить. Но мы такие же, как вы, со своими надеждами и мечтами, со своим упорством и стремлением повернуть жизнь по-новому. Мы лишь на тридцать лет, чем вы, старше и навечно моложе!»

В сердце каждого из живых голоса героев звучат денно и нощно.

Об этом хорошо сказал человек большого мужества, не раз водивший моряков в бой, комиссар бригады морской пехоты Петр Яковлевич Ксёнз.

Внук героя гражданской войны, соратника Серго Орджоникидзе, славных красных казаков Подтелкова и Кривошлыкова, балтийский комиссар Ксёнз обращается со стихами к тем, кто отдал жизнь за Родину, кто отстоял в бою завоевания Октября. И даже не со стихами, а с думой, какую пели кобзари, — непритязательной, простой, бесконечно искренней и чистой.

Не придирайтесь к корявости слов, неверным ударениям, неточным рифмам. Меньше всего думал комиссар Ксёнз о том, что он пишет стихи.

Это к зам, Ворожилов и Петрухин, к вам, дорогие командиры, комиссары, бойцы всех наших десантных отрядов, всех морских бригад, обращается ваш товарищ и соратник:

Помянем их тихим словом,

Человеческим теплом,

Обдадим дыханьем дома

Их могилы над леском.

Матерям спасибо скажем,

Кто воспитывал таких

Людей скромных, терпеливых,

И отважных, и лихих.

Помянем и командиров,

Кто водил матросов в бой,

Своей доблестной отвагой

Увлекал их за собой.

Помянем и комиссаров,

Кто с открытою душой

Слово партии нес к людям

В бой тот, страшный и большой.

Там, где отгремели бои, где земля и сегодня еще под зеленью лугов и желтизной нив таит в себе праведную кровь героев, в честь победы и тех, кто добывал ее, народ поставил памятники.

Они стоят на раздорожье, у приморских шоссе.

Подойдите к ним, вчитайтесь в надписи.

На дороге Ленинград — Петродворец, вблизи трамвайной остановки «Урицк», еще в войну, в 1944 году, был поставлен обелиск с подписью: «Здесь в жестоких сентябрьских боях 1941 года захлебнулись собственной кровью фашистские полчища, остановленные доблестными ленинградцами».

Далеко просматривается со стороны дороги Петродворец — Гостилицы и другой обелиск из розового гранита. Он воздвигнут на десятом километре шоссе в память о тех, кто шел на помощь кронштадтскому десанту, сражался в котловане у Английского дворца. Сверкают золотим буквы:

«На этом рубеже осенью 1941 года в составе войск 8-й армии вели ожесточенные бои и сдерживали яростные атаки противника, рвавшегося к Ленинграду, курсанты и офицеры Военно-морского хозяйственного училища ВМФ.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу нашей родины!

Боевые друзья-однополчане».

За обелиском — березки. Вокруг — скрепленные цепью якоря. На мраморе список фамилий.

На окраине Петродворца, за оврагом, разделяющим Старый и Новый Петергоф, неподалеку от братских могил моряков и солдат, в двадцатый год победы над фашистской Германией поднялась десятиметровая стела из серого гранита. «На этих рубежах в 1941–1943 годах воины Ленинградского фронта и моряки Балтийского флота в жестоких боях с немецко-фашистскими захватчиками отстояли Приморский плацдарм. Отсюда и со стороны Пулковских высот в январе 1944 года начался разгром врага, завершившийся освобождением Ленинграда от блокады. Вечная слава героическим защитникам Ленинграда».