Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки - [99]

Как ни тяжело мне было оставлять маму в таких условиях, но приходилось успокаивать себя тем, что потерпеть осталось немного, к тому же тетушка мудрая и гуляет, по ее словам «от случая к случаю».

Известно, что человек изменчив со временем, но ни время, ни даже старость не изменили маму в главном – она всегда была простодушной. Вспоминаю, как много-много лет спустя я распрогневалась на то, что дома есть нечего.

– Господь с тобой, Таня! Неуж ты забыла, как мы жили. Хлебушка такого, какой ноне у нас, мы отродясь не видали. Одним хлебушком можно наесться. Кушай на здоровье и не гневайся.

Мне сейчас стыдно, как вспомню тот случай.

После каникул мы ушли на практику в школу. Чтобы предстоящая служба медом не казалась, обязательно давали поработать на сложном классе. Помнится, мне достался сплошь мальчишеский седьмой класс.

‹…›

После 3-го курса я ехала домой со сложным чувством. Давило на меня зимнее посещение мамы родителями моего кавалера. О замужестве думать я боялась и не хотела лишиться свободы.

В то лето мы без колебаний сделали главную покупку: приобрели металлическую кровать с мягкой сеткой и матрац. Все это таскали в дом на себе. Подумать только, Родина уже отправила человека в космос, все ликовали, радовались, гордились страной, в которой живем, народ затянул послевоенные раны, а мы только сейчас решили свою мизерную проблему. Помню, что мы отдали последние деньги, потому желудок по-прежнему оставался у нас первым страдальцем.

Шло время, жених мой был уже в соседнем селе, этим летом он закончил училище ГВФ, но почему-то не спешил объявляться. В один из субботних вечеров я подрепетилась[28] и пошла на танцы. Мама не одобряла мои увлечения танцами.

– Еще успеешь наплясаться, у Бога дней не с решето, лучше бы книги читала, я ведь не усну, пока не придешь.

Чем дольше я собиралась, тем больше получала наставлений. Слушать их было очень поучительно и смешно одновременно. Язык мамы всегда привораживал к себе, ее речи не спутаешь с другими. Как мне сейчас их не хватает!

В клубе мы встретились с Машкой. Неожиданно мое внимание привлек тихий, скромный паренек, который безучастно сидел вдали от всех.

– Машка, а это что за кавалер, который барышень игнорирует?

Она засмеялась:

– Ты чё, не узнала Аркашку, брата директора нашей ленской школы? Он сейчас студент МГУ им. Ломоносова.

Тут я вспомнила, как когда-то в детстве я долго смотрела ему вслед.

– Не переживай, ты хорошеешь с каждым днем. Он уж, поди, тебя заприметил.

Когда я вышла из клуба, из темноты навстречу шагнул Аркадий и предложил свою услугу – проводить меня домой.

Мы шли по темной деревенской улице, и в разговоре выяснились общие взгляды на жизнь, совпадение вкусов в литературе. Мы были тогда оба любителями прозы Паустовского. Правда, мне показалось, что выражался он несколько витиевато, вроде: «Изящная литература оберегает нас от грубости и пошлости, а ученая – от невежества». Я слушала его с интересом и молчала.

Мы дошли до дому, и тут я осознала, что всю дорогу мой провожатый вел себя почти как аристократ и вовсе не похож на колхозника. Это немало удивило и подкупило. Скромность, такт – редкие человеческие качества, и, как сейчас помню, вдруг я сказала себе: «Вот за него я и пойду замуж». Точнее, это сказал за меня какой-то другой во мне человек, и я сама от этих слов будто внезапно проснулась и не поверила себе. Что это было? По сей день это осталось для меня загадкой.

Только через четыре года, 15 сентября 1969 года, мы очень буднично зарегистрировали в Ленском сельсовете наш брак. Ни венчального наряда, ни хмельного пира – брак ничем не был отмечен, поскольку свадьбу только на одном желании не сыграешь. Бутылка шампанского, букетик календул – вот и все воспоминания от торжественного акта. После столь судьбоносного события молодожены сразу же разошлись по своим углам. Он – к сестре Лизе, она – к себе в каютку. Жить им было негде.

Кто не хочет свадьбы? Уверена, что главного торжества в своей жизни желает каждая девушка, но у меня его не было.

Несмотря на разговор родителей «с глазу на глаз», первый жених мой в нашем селе не появился. Оказалось, что он закончил со своей холостой жизнью. Его избранницей стала рабочая из Тагила, приехавшая убирать урожай. В это событие было невозможно поверить, но оно случилось. Его поступок ранил мое сердце.

Значит, случилось нечто такое, чего я не могу знать. Мне в то время было жалко свою маму. Казалось, она переживала больше, чем я. Она прожила всю жизнь без любви, поддержки и внимания. Какая мать захочет после этого такой же доли своей дочери? Она молчала, но наконец заговорила:

– Ты не убивайся, дочь, да злобу в сердце не впускай, чтоб оно не закаменело. От мести никому дороги не переходи, а то Бог счастья не даст, а главное, не вздумай им мешать. Пословица говорит: «Двум любо – третий не суйся». Ты не остарела еще, и тебе жених найдется, а сейчас уж сразу скажи: с глаз долой, из сердца – вон.

‹…›

Вскоре я поняла, что лучшее средство от любовных ран – это тяжелый физический труд. В августе пошли затяжные дожди. Я ходила с мамой убирать совхозную контору. Запомнились дни получки в ненастье. Бывшие колхозники жаждали денег, у кассы томились толпы страждущих в грязных сапожищах, а у нас с мамой от предстоящей работы шла кругом голова. Мы не знали, за что браться. Тут как Мамай прошел. Сначала работали железной лопатой, потом ножом, веником, а после мыли, мыли… Прежде чем приступить к работе, мама, помню, всегда приговаривала: