Живущие в подполье - [13]

Так какой же была Жасинта? И что ты знаешь о самом себе, Васко? Надо разорвать внешнюю оболочку и заглянуть внутрь. Надо думать о простых вещах. Или пусть твой мозг станет пустым, как тюремные стены.

Усердно пытаясь оправдать или осудить ее, не стремишься ли ты прежде всего оправдать себя? Впрочем, и она как будто не меньше, чем он, заботилась о том, чтобы о ней судили без предвзятости и по возможности снисходительно. Жасинта часто и настойчиво спрашивала его, возвращаясь к тому, что произошло в первое воскресенье в студии Малафайи: «Что ты обо мне тогда подумал?» — и приходила в бешенство, потому что он неизменно отвечал: «Ничего». Вопрос не удивлял его: даже проституток волнует, что думают о них мужчины. Васко упорно твердил «ничего», не только желая ее позлить, но и обороняясь: ответ, подобно мешку с песком, защищал от неистовства Жасинты, проверяющей, как он станет реагировать на ее вопросы. Ей надо было знать, что он весь нараспашку, ничего от нее не таит и принадлежит ей без остатка. Мария Кристина тоже хотела властвовать, но проявляла свои стремления не столь откровенно, зато упорно и добивалась полного его подчинения.

Через неделю после того воскресенья они снова сидели вдвоем на ступеньках террасы, сумерки вновь были бархатными и медленно опускались над пылающим горизонтом; Жасинта сказала:

— Знаешь, почему мне так захотелось осадить этого педанта Арминдо Серру? Потому что все, что он говорил, правда. Потому что мне самой знакомо это ощущение. Потому что он причинил мне боль. Я не выношу, когда о том, что совсем невесело, болтают легкомысленно, будто анекдот рассказывают. Помнишь, Васко? Он рассуждал об одиночестве.

— Помню, ты нас всех тогда вывела из терпения, — кивнул Васко.

Жасинта небрежно откинула спадающие на глаза волосы:

— Я хотела, чтобы он замолчал.

Васко исподволь, осторожно приглядывался к ней. Если неделю назад или даже меньше того он без труда и без всякой снисходительности мог отнести Жасинту к скучающим бездельникам, которые только и могут, что изобретать новые развлечения, теперь ему приходилось, хоть и не без досады, менять свое мнение.

— Мы живем среди мертвецов, Васко. Мертвецов, которых завели и которые притворяются живыми, пока завод не кончится. Но они пустые, иссохшие, гниющие изнутри. Живого в них ничего не осталось. Наверное, поэтому многие ищут утешения в любви.

Да, очевидно, существовала другая Жасинта. А может быть, она нарочно хотела казаться другой, и странности ее были новой уловкой, чтобы поразить партнеров по игре неожиданной победой. Сомнения росли в нем день ото дня, и потому он часто грубил Жасинте.

— Я думал, для людей вроде тебя не существует проблем, кроме одной: повеселее провести время.

Печальная задумчивость тотчас исчезла с лица Жасинты, ноздри и уголки ее губ затрепетали.

— У людей вроде меня? А кто ты такой, чтобы меня судить? Скульптор, это я знаю. И для тебя и твоей компании этого достаточно, чтобы ваш образ жизни, ваши поступки считались лучше наших? По крайней мере никто из нас, бездельников и ничтожеств, как вы нас называете, не стремится казаться тем, чем на самом деле не является.

Васко отчужденно молчал. Он хотел дать почувствовать Жасинте, что раздражен и не считает нужным оправдываться перед ней. Но его угрюмое молчание не было притворным. Жасинта нащупала уязвимое место, и стрела попала в цель. Кроме того, он понимал, что глупейшим образом упускает возможность увидеть подлинную Жасинту в момент, когда задето ее самолюбие. То, что она скажет потом, будет, вероятно, уже не так откровенно.

Сумерки медленно наползали на пылающий горизонт, от бассейна, словно туча мошкары, подымался туман, и кое-кто из гостей Малафайи, раздвинув густые ветви акаций, взобрался на крышу мастерской. Оттуда над колючими зарослями куманики и молодым сосняком виднелись окутанные тенью горы, отвесно обрывающиеся у объятого пламенем моря. Этот сюрприз Сара показывала тем, кто впервые появлялся у них на даче. И эффект получался тем более поразительным, что, страдая от головной боли, она обычно избегала яркого света и большую часть дня проводила в полумраке комнаты, лежа на кушетке и ожидая, как летучая мышь, наступления темноты. Зато, когда она появлялась перед обществом, задумчивая и молчаливая, еще во власти своего одиночества, все внимание сразу же обращалось к ней, а любое ее предложение расценивалось как приказ. Поговаривали, что, несмотря на свою кажущуюся отрешенность и постоянное недомогание, Сара мудро распоряжалась славой мужа, который неуклюже отталкивал от себя глашатаев успеха и злобно косился на глупцов, не понимающих его картин и, может быть, поэтому отдающих за них большие деньги. На это и намекнула Жасинта, пока остальные громко выражали на крыше свои восторги:

— Наверно, Сара приглядела покупателя. Ты не знаешь, Малафайя закончил новую картину?

Васко был одним из тех, кто порой окружал кушетку Сары, кто гладил кошек Сары (жеманных тигров, принимающих ласки с царственным равнодушием) в томительные часы, когда щемило сердце при мысли об одиночестве хозяйки дома и ее загадочных недугах; поэтому насмешка показалась ему неуместной: