Живой журнал - [22]

В июне 2009 года, едва только затянулся мой шрам, я вышел из Первой Градской больницы. Я никого не хотел видеть, кроме той, что почудилась мне в день смерти дочери Тани. И первое место, куда я отправился из больницы, был старый, двенадцатиэтажный дом рядом с станцией метро «Алексеевская». Выйдя из «подземки», я зашагал к белой «высотке», где когда-то жила моя Ира. Но шёл я не к ней, а — за ней. Я должен был вернуть её. Она была отчаянно нужна мне. Я всё ещё любил её… Перейдя через улицу, я углубился в тенистый двор. Нашёл старый дом, поднялся на пятый этаж без лифта. Нажал на кнопку дверного звонка. Услышал соловьиные трели. Дверь открылась, и мне в лицо тошнотворно пахнуло котлетами, а передо мной возникла какая-то непромытая баба в огромном махровом халате.

— Вам кого? — спросило меня махровое чудовище.

— Здравствуйте. Мне — Иру Самойлову. Но здесь, видимо, таких нет. Не знаете, где она? — Я забрасывал это бесполое существо словами и вопросами, чтобы быстро выдавить из неё всю нужную мне информацию.

— Ой, так Ирка мне продала эту хату. Мы ж с Иркой почти ровесницы. Правда, я на два года её моложе, — кокетливо пропел «махровый халат». Поглядев на халат, я хмыкнул. Между тем это убожество в бигудях, которое вывезли из деревни, но не вывели деревню из неё, продолжало щебетать: — Я, как вышла замуж, так мы с мужем хату Ирки и купили… Мы ж с Иркой соседствовали, когда Ирка с бабкой еще на Куусинена жили… А потом Ирка настояла сюда из центра переехать. У Витальевны—то, — шаг ко мне и мощный запах котлет, который чуть не свалил меня с ног, — ну, у бабки—то после смерти отца Ирки с сердцем были нелады… И Ирка уговорила бабку продать квартиру в центре, чтобы было на что лекарства покупать. А как сюда переехали, так Ирке её ухажер стал помогать. Этот её, Митя… а потом бабка—то, в смысле Марина Витальевна—то, померла, и Ирка не захотела тут оставаться, и…

— Так. Стоп. Где конкретно сейчас живёт Ира Самойлова? — Меня дико раздражало, что этот кошмар в бигудях называет Самойлову «Иркой».

— Ирка-то? Так она у этого своего, у Мити… Они уже давно вместе живут. К свадьбе сейчас готовятся. Ирка… то есть Ира, — поправилось чучело, увидев мой бешеный взгляд, — обещала позвать меня на свадьбу. Ох, и счастливый брак будет, — завистливый вздох. — Митя-то очень пошёл в гору. Но и Ира не задается… Она мне даже свой новый номер телефона оставила. Хотите, вам дам?

— Нет, не хочу. — Я развернулся и направился к лестнице.

— А вы кто? Кто приходил-то? Что передать-то?

Я ничего не сказал — просто ушёл. Я никогда не трогал ничьих жён. Исключением была только Таня Кэрри. Но с Таней с самого начала был обман, а здесь — нет. Больше я не искал Иру…

Вот так и началась моя новая жизнь. Уложив все призраки, надежды и несбыточные мечты в одну братскую могилу, я, чтобы каждый день не вспоминать своего изувеченного ребенка, отправил резюме в Интерпол. А пока мои данные проверялись, купил билет и улетел в Прагу, где через три дня встретил Наташу Терентьеву. Наташа осталась со мной. Она говорит, что любит меня. Возможно, и сейчас ещё любит. А что касается Самойловой — то это я, отшвырнув все воспоминания о ней, не смог её сразу вспомнить. Зато теперь я вспомнил всё. И теперь мне остаётся, как в том самом фильме11, сыграть грустную, хватающую за сердце мелодию, печально посмотреть Ире в глаза и сказать: «Прости, но в будущем нас уже нету»… Ну, а если без шуток, то Самойлова всегда была девушкой с характером. Я тоже вырос в засранца, каких поискать. И всё, чего я теперь хочу, так это уничтожить Симбада, навсегда распрощаться с прошлым и остаться жить в мире, где нет ни Серого Волка, ни его Красной Шапочки. И я искренне благодарен Самойловой за то, что она не узнала меня в прошлый четверг, в этом чёртовом Лондоне.

— … кофе? — слышу я звонкий голос. — Ещё кофе, молодой человек?

Поднимаю глаза и вижу перед собой вздернутый нос с веснушками и лукавые чёрные глаза. Передо мной переминается с ноги на ногу Фея-официантка.

— Счёт, пожалуйста. Впрочем, нет, я тороплюсь, — быстро вытаскиваю сотенные из кармана.

— Не надо, — тихо протестует Фея.

— В смысле? — удивился я. Даже брови поднял. Официантка с заговорщицким видом кладет мне на стол папку. Предчувствуя неладное, подозрительно открываю кожаные «корочки» и вижу, что там красуется согнутая пополам салфетка с логотипом «Четырёх времён года» и надписью: «Позвоните мне. Мой телефон: 8—903—103—00—42. Меня зовут Надя».

— Идейно, солнышко. Ценю, — откашлявшись, произношу я, хотя мне очень хочется прямо сейчас поржать в голос. Но я уже включился в эту дурацкую игру. Торжественно прячу в карман салфетку и кладу в папку Феи две «пятихатки». Одну — хозяину заведения за мой завтрак. Другую — лично Наде за проявленный ею героизм. Надя продолжает стоять и с надеждой на меня пялиться. А я выхожу из кафе. Моментально стираю улыбку с лица. Сую руку в карман, комкаю там салфетку и выбрасываю этот комок в урну. Мне ничего и ни от кого не нужно. Женщин я давно выбираю себе сам, и «я делаю в постели только то, что могу выговорить», если процитировать незабвенного Митча Марри, коллегу Зигмунда Фрейда. С учётом того, что ночи у нас длинные, а разговоры в кровати — это давно набивший мне оскомину вынос мозга, то весь мой пред — и посторгазмический словарь уже шесть лет как сводится к трём универсальным словосочетаниям: «Привет, солнышко», «диктуй, я запомню» и «всё, давай, увидимся».