Живи, вкалывай, сдохни. Репортаж с темной стороны Кремниевой долины - [61]
Во время прогулки по остаткам прибрежной полосы Маунтин-Вью я заметил вдоль пешеходной тропы несколько больших красивых деревьев, относившихся к природному наследию, которые были отмечены желтыми ленточками под вырубку — наверняка чтобы освободить побольше места для броской пластиковой мебели. Позади Googleplex грунтовая дорожка выходила к бесплодному бетонному «коридору дикой природы», где чаще встречались электроскейты, чем млекопитающие или птицы. На востоке виднелась громадная автостоянка, окруженная бетонными заграждениями и оградой с колючей проволокой. Это была часть федерального комплекса, вмещающего Исследовательский центр Эймса (отделение НАСА) и странноватое маленькое учреждение под названием Университет сингулярности, которое было не столько университетом, сколько ждавшей судного дня паствой очкариков, спонсируемой крупнейшими финансовыми и технологическими компаниями, включая Google. Сингулярность — гипотетический момент в будущем, когда вычислительная мощность машин, поглотив всю жизнь, энергию и материю, объединится в единое всемогущее мировое сознание, — служит в Кремниевой долине ближайшим аналогом официальной религии, безоговорочно разделяемой многими лидерами техиндустрии. Но об этом позже!
Наряду с засекреченными военными агентствами, финансировавшими разработку смартфона, персонального компьютера и интернета, эти учреждения — да, даже НАСА — преследовали ряд общих целей: предоставить машинам доступ ко всем сферам человеческой деятельности; обеспечить за этими машинами частный контроль, не подотчетный широкой общественности; автоматизировать бесчисленные индивидуальные политические и экономические решения, образующие номинально свободное общество; ах да, ну и стать богаче Медичи. Правящие этой землей техмагнаты придали новое измерение своим прозаичным замыслам с помощью религиозного мифа. Сингулярность стала их теологической основой, но они писали и собственную историю, которую я наблюдал в музее. Они предпочитали благоговейное созерцание возвышенного свода научного прогресса и проповеди о стойкости первопроходцев отрасли — Отца Гейтса, Святого Маска. Откуда у них время на вульгарные проблемы неблагополучных масс; жилье, зарплаты, полицию, долги, лекарства, болезни? Здесь воплощалась мечта о новом мировом порядке, одновременно футуристическая и старая как мир: словно феодальная фантазия, разыгранная в научно-фантастическом антураже, обманчиво напоминавшем любую другую закатанную в асфальт площадку в Америке.
Чтобы получить более глубокое представление об истории Кремниевой долины, я поехал на велосипеде в Пало-Альто, получил гостевой пропуск в главную университетскую библиотеку Стэнфорда и углубился в книги на полках. Здесь я узнал, что основатель университета Леланд Стэнфорд был продажным и отталкивающим человеком, некомпетентным эгоистом, ответственным за множество человеческих мучений. Никому не известно, сколько китайских рабочих погибло при прокладке железных дорог, — но их кости везли из рабочих лагерей вагонами. Первый стэнфордский президент Дэвид Старр Джордан, в свою очередь, преподавал обязательный курс по эволюции, в котором пропагандировал идеи превосходства белой расы, и был автором евгенической брошюры «Кровь нации: как выживание непригодных приводит к упадку рас». В речи перед выпускниками Стэнфорда 1907 года Джордан описал своего идеального мужчину: «свободнорожденного индивидуалиста» (англосаксонского происхождения, само собой), который во всех отношениях отвечает мифическому архетипу героического предпринимателя Кремниевой долины. Именно таких людей стремился выпускать Стэнфордский университет — поскольку именно таких людей праотцы Кремниевой долины считали прирожденными правителями. «Мозгократия — конечная цель демократии», — говорил Джордан. А равенство, полагал он, для тряпок. Бедность он называл причиной деградации человеческой породы. Прогресс, следовательно, требовал прореживания человеческого рода и защиты «поголовья свободнорожденных рас» от «мулатской скверны». Такие идеи легли в основу жестокого и варварского эксперимента в Калифорнии [103]. опыт которого, в свою очередь, партия нацистов положила в основу немецкой законодательной базы — расистской и в конечном счете приведшей к геноциду. Отношения между калифорнийским интеллектуальным авангардом евгенического течения и его самым агрессивным политическим выражением в Германии сохранялись на протяжении XX века. Скажем, прославленный стэнфордский профессор химии Роберт Суэйн после визита в гитлеровскую Германию взахлеб рассказывал о «заметном развитии и прогрессе», а также «спокойном и уверенном в себе немецком народе». Не исчезли эти связи и после Второй мировой. На протяжении десятилетий после поражения нацистов виднейшие ученые и инженеры — в том числе нобелевский лауреат, изобретатель транзистора и стэнфордский профессор Уильям Шокли — продолжали нести эстафету евгеники среди тихих плодородных земель Калифорнии. Одним из первых политических воротил Кремниевой долины был Отто фон Большвинг — амбициозный и влиятельный офицер СС, который отчитывался непосредственно перед Адольфом Эйхманом, директором Холокоста по логистике. После войны фон Большвинг сошелся с ЦРУ и переехал в Соединенные Штаты, в 1969 году присоединившись к TCI, инвестиционной фирме из Сакраменто с дочерними компаниями в Пало-Альто и Маунтин-Вью. Теперь, в эпоху интернета, техмаг-наты Кремниевой долины, многие из которых учились в Стэнфорде, основали компании, обеспечившие идеальную платформу для белых супрематистов, неонацистов и прочих экстремистских группировок. Даже если мы обязаны этим не зловещему криптофашизму, а искреннему и недальновидному либертарианскому абсолютизму, превозносящему свободу слова, результат тот же: сайты вроде Facebook и Twitter мало что делали, чтобы пресечь использование расистами своих сервисов в организационных и пропагандистских целях. Google любезно индексирует ахинею отрицателей Холокоста, придавая их смертоносной лжи такой же (а иногда и более высокий) вес, как и другим поисковым результатам. Десятилетиями распространение фашистских идей было табуировано в нашем мире, благодаря чему они оставались заслуженно незаметными — пока Кремниевая долина в очередной раз не подорвала норму.
