Живи без боли - [50]
– Теперь он скис, – сказал я, чтобы помочь ей продолжить.
– Теперь он взбесился.
– Ничего страшного. Ты сделана из стали, – напомнил я. – Он тебя и пальцем не тронет.
Она кивнула.
– Он вылетает из комнаты.
– Покажи мне ту дверь, о которой мы говорили, – попросил я.
– Теперь она прозрачная. И маленькая девочка за ней улыбается… она улыбается… надо же, – Бобби и сама заулыбалась.
Я спросил ее, что нужно сделать, чтобы девочка вышла оттуда.
– Сказать наконец, что он ошибался, и по-настоящему это почувствовать… потому что я уже говорила, что он неправ, и работала с этим, но не так.
– А как это почувствовать?
– Не знаю.
По наитию я попросил вынести на сцену еще один микрофон и сказал:
– Бобби, ты можешь встать и пройти вперед к центру сцены?
Она нерешительно посмотрела на меня, но повиновалась. Я дал микрофон Томасу, сидевшему в переднем ряду.
– Он ошибался, – сказал Томас и передал микрофон соседу. В течение пятнадцати минут микрофон переходил от одного слушателя к другому, и каждый говорил Бобби, что ее отец ошибался. Она плакала, не прекращая постукивать по точкам. Когда последний человек произнес эти слова, я вернулся на сцену и спросил Бобби, как поживает девочка.
– Ее там больше нет.
После обеда Бобби вернулась на сцену, чтобы поделиться своими результатами.
– Я сказала Никки, моей соседке по комнате, что у меня прошло колено, – а оно болело двадцать пять лет, – изумленно сказала она.
Потом она поблагодарила слушателей за то, что они поделились с ней любовью. Я спросил, что здоровое колено значит для нее и ее будущего.
– Теперь я могу идти к своему будущему, – ответила она. Зал взорвался ревом и аплодисментами.
Я попросил ее снова рассказать о ее пятом дне рождения. Она пересказала всю историю ровно, без слез, временами даже с улыбкой, и в конце добавила:
– Сейчас я поняла, что дело было не во мне. Он был потерянным человеком, и ему нужно было причинить кому-то такую же боль, какую испытывал он сам. А потом я вернулась на праздник и повеселилась от души, – засмеялась она. – А стальная дверь, после того как стала прозрачной, открылась и исчезла. Без следа.
На следующее утро Бобби снова поднялась на сцену, чтобы рассказать, как вчера вечером ездила в Нью-Йорк.
– Я прошлась вверх-вниз по лестнице на Центральном вокзале. Раньше я никогда бы на такое не отважилась, потому что подумала бы: во-первых, я слишком толстая, чтобы подняться по этой лестнице, и, во-вторых, у меня разболятся колени. Но вчера я ни о чем таком не думала. Я спокойно забралась наверх, – сказала она, и в зале зааплодировали.
Потом она рассказала, как вечером вернулась к себе в комнату, забралась в постель и услышала собственное оханье, как будто ей было больно.
– Но боли не было. И то же самое случилось утром, когда я вставала. Я охнула, но потом сказала себе: «Чего ты охаешь? У тебя же ничего не болит!» Она засмеялась, и снова раздался гром аплодисментов.
Несмотря на то что ее мозг был запрограммирован на ожидание боли перед тем, как заснуть, и первым делом с утра, никакой боли Бобби не почувствовала. Это наглядно доказывает, что дело не столько в боли, сколько в ее ожидании, в моделях поведения и эмоциональном заряде, кроющемся за ней. И когда вы избавляетесь от этих моделей и эмоций, боль исчезает, даже если мозг по-прежнему ждет ее появления.
Вот схема, следуя которой, мы проработали эмоциональное воздействие детского воспоминания Бобби и избавились от него:
1. Сначала я попросил ее рассказать всю историю в процессе таппинга. Это лучшее начало, потому что оно дает возможность выявить воспоминания, мысли и чувства, скрытые в подсознании. Говорите все, что придет на ум, не поправляя себя и не стараясь следовать никакому методу или технике. На этом этапе можно дать себе волю.
2. Когда сила эмоций стала нарастать, я приступил к методу фильма, велев Бобби представить себе ту историю во всех подробностях, начиная с того, как выглядел ее отец. Этот метод задействует все чувства, используя не только зрительную память, но и память о звуках, запахах и прикосновениях. Чем больше различных ощущений, тем ярче воспоминание и тем сильнее действие таппинга – эмоциональный заряд сбрасывается быстрее и полнее.
3. Когда Бобби начала ощущать эмоции, связанные с воспоминанием – «фильмом», что мы смотрели, – я спросил, где она чувствует это воспоминание в своем теле. У Бобби «фильм» находился за толстой, прочной металлической дверью. У кого-то это может быть тугой узел в желудке, колющая боль в какой-либо части тела, онемение и т. д. Что бы это ни было, постарайтесь определить, где в своем теле вы чувствуете это воспоминание, и по возможности свяжите его со зрительным образом.
4. Продвигаясь по «фильму», мы останавливались на каждом эмоциональном моменте и простукивали его. Кроме того, я просил Бобби определить, где в ее теле она чувствует все эти тяжелые эмоции. Мы избавлялись от эмоционального воздействия каждого сложного момента, прежде чем идти дальше.
5. Когда мы добрались до эмоциональной кульминации истории – момента, когда отец Бобби сказал: «Клянусь богом, лучше бы ты вообще не рождалась», – я попросил ее остановиться и произнести эту фразу слово за словом, с каждым словом постукивая по новой точке. Она делала это в течение нескольких раундов, понемногу уменьшая эмоциональное воздействие слов, которые преследовали ее практически всю жизнь.
