Живая защита - [74]

— Задача-а, — пыхтел Гришка, шаря длинной палкой. — Побегай да потопай погромче.

Галка сбросила с ног сапожки, чтобы не следить, и, подпрыгивая, громко затопала по комнате. Не пугалась ворона, не выбегала к свежему воздуху. Неужели подохла?

У себя над головой слышал смех. Поднял глаза — Ванек.

— Чего тебе?

— Да… ничего. Поплясать пришел. Далеко слышно, как у вас тут.

— Попрыгай, может, громче получится.

— Нечего. Айда к Павлу Егоровичу. Зовет.

— Некогда! — восстала Галка.

Но Гришка был другого мнения.

— По-соседски, не забывай…

— А если приедут? А у нас…

— Что есть, то пусть и будет. Идем.

Галка надулась, но пошла. Что сделает она одна с этой вороной? Да и Гришка обидится.

Комната и кухня у Барумова были пустыми. Пахло краской и высохшей побелкой. Из первого приобретения хозяина — светлого пластмассового динамика, повисшего на белом двухжильном проводе, певица устрашающим голосом клялась отомстить неверному. Ни стола, ни табуретки, ни кровати. Середина комнаты была застелена газетами, на газетах стояли бутылки и закуска.

На краешке газеты сидела Елена. Она была в белой вязаной кофточке. Белизна тонкой шерсти оттеняла черные бархатные глаза и радостный румянец. Видимо, уже выпила. «Хороша!» — отметил Гришка. Оглянулся на Галку — не заметила.

Гости усаживались с трудом. Проще всех устроилась Галка. Она придвинулась к «столу» боком, ноги вытянула в сторону, и получилось удобно без мебели. Хуже всех было Гришке. Сначала он стоял на коленях, но доски оказались слишком твердыми. Он выдержал два тоста, больше терпения не хватило. Сел, широко расставив колени. За каждой порцией закуски приходилось вставать, натуженно тянуться через свои же колени.

Веселый хмельной Павел улыбался и обнимал сидящего рядом Ванька.

— Куплю новую мебель, поможешь внести?

— Обязательно, — серьезничал Ванек.

— А старую куда? — спросил Гришка.

Все засмеялись.

— У меня странное ощущение… Все это — ни к чему. Нарочно. Когда зашел в первый раз, то подумал: ошибка. Не моя квартира. За что дали ее? Молодой специалист? Ну и что? А заслуги какие? Сколько людей ждут очереди…

— Откажись, — посоветовал Гришка.

— Не-ет, надоело в общежитии.

Павел окинул мягким взглядом комнату и неожиданно предложил:

— Послушайте! Помогите сотворить одну машину. По вечерам. Кто чем. А?

— Опять о работе! — возмутилась Лена.

— У кого что болит…

— Обязательно! — заявил Ванек. Он был готов на любые трудности.

С лестничной площадки донеслись голоса, кашель. Галка вскочила и побежала.

— Куда ты? — недовольно проворчал Гришка. — Завтра надо ждать…

— Мама-а! — на весь подъезд раздался пронзительный Галкин голос.

Все встали, заспешили на площадку. У двери стоял Казьмич, в черной шубе с поднятым воротником, и вытирал пальцами седую щетину усов от инея. Рядом с ним любопытными глазками смотрела на выбежавших людей Прасковья Филипповна. Она держала в руках что-то мягкое, шевелящееся.

— Не глазейте, не ваше дело, — прятала Прасковья Филипповна свой груз. — Для домоводства надо. Чтоб жилось хорошо. Небось входили? Ночевали?

— Нет-нет, — успокоила Галка.

— Ну, слава богу. — Прасковья Филипповна перекрестилась и приказала: — Отмыкай!

Гришка пнул ногой, дверь открылась.

— Без замка?

— Закрывать нечего.

— Чтоб замок обязательно! — заволновалась Прасковья Филипповна. — Надо по-хозяйски жить, а не по-цыгански… У порога внизу лежит кое-что. Продуктишки, мебель кое-какая. Затащите. Но чтоб все под замком. Э-эх, безотцовщина! Учить вас да учить.

Она оттеснила от двери Казьмича, Гришку, Галку, вынула из-за пазухи пузырек со святой водой и начала кропить на стены, на пол. Ее озябшие в дороге темные губы шептали молитвы. У порога она положила мягкий сверток пухового платка. Он зашевелился, узорчатая кайма раздвинулась, и вышла кошка, осторожно вытянув серые с желтыми подушечками лапы. Ей было дико. Непонятный запах, гулкие звуки голосов в пустой комнате, устрашающе яркая электрическая лампочка. Она сжалась, шерсть поднялась.

— Ну, иди! — подтолкнула Прасковья Филипповна.

Кошка зашипела, усы зашевелились. Вдруг она прыгнула в сторону от хозяйки, оглянулась, увидела захохотавших людей, и в следующее мгновение сизо вспыхнувшие глаза сверкнули уже из темного пролома в полу.

— Это что-о? — ужаснулась Прасковья Филипповна.

— Недоделочка… Скоро устраним. — Гришка не счел нужным объяснять. Прасковья Филипповна поняла, что это пустяк, и успокоилась.

С площадки внесли кошелки с продуктами. Запахло оттаивающими пирогами с капустой и тертой редькой со сметаной.

— А ну, молодежь, втащите стол, табуреточки, скамейку, — скомандовал Казьмич. — Не на полу же самогончиком баловаться.

Послышалась возня, хлопанье крыльев, из-под пола поднялась пыль. С хищным урчанием кошка выволокла полуживую ворону с раскрытым от страха грозным клювом.

— Ай да молодец! — закричал Гришка. Он бросился к птице, но кошка увернулась и отбежала в угол.

— Брось! — закричал Ванек, подступая к кошке с другой стороны.

— Господи помилуй, господи помилуй, — шептала и крестилась Прасковья Филипповна. — Что же это такое…

Кошка не хотела расставаться с добычей. Она пробежала по комнате, прыгнула на подоконник. Гришка закрыл отверстие в полу оторванными рейками, захлопнул дверь. Теперь не уйдет. И запрыгал, заметался по комнате. Наконец удалось схватить воронье крыло. Кошка, вцепившись зубами в бессильную птицу, повисла в воздухе.