Житие и деяния преподобного Саввы Нового, Ватопедского, подвизавшегося на Святой Горе Афон - [49]
После такого прекрасного и благовременного решения отцов в числе первых избирается и великий Савва, и много было разговоров о нем, так как и глава кинота[222](κουνοΰ), и все вместе подавали голос за него. Но для него это казалось новым некоторым беспокойством и затруднением, так как он уже давно раз и навсегда оставил все это и непрестанно был занят Богом и Его созерцанием. Кроме того, и кое-что из будущего ясно уже прозирая, он не удостаивал даже внимания просивших об этом. Поэтому, часто понуждаемый к этому предстоятелем лавры и братиями и много упрашиваемый ими, он оставался совершенно непреклонным. Когда же глава посольства, разумею вышеупомянутого общего начальника (προστάτης) Горы, не переставал понуждать божественного Савву к этому, отказываясь без него даже прикасаться к предлежащему посольству и отвязывать, как говорят, причалы, потерпев такую неудачу с самого начала (так смотрел священный тот старец (πρεσβύτης) на лишение дивного Саввы и сопутствующей с ним благодати), убеждают наконец, а лучше, силою и против его желания заставляют великого, собравшись опять все вместе, – ибо любовь, говорят, имеет в себе и некоторое насилие – принять посольство. Итак, он повинуется и соглашается, хотя и против воли, как я сказал, с общим решением отцов, но пророчески и дерзновенно в слух всех предсказывает будущее, говоря: «Я, честные и любезные отцы, еду согласно приказанию, так как вам угодно и вы не желаете переменить решения, но хочу, чтобы вы все знали, что мы отправимся туда и много будем говорить о желательной общей пользе и мире, но нисколько ни в чем не успеем, ибо нам скажут то же самое, что, как вы знаете, сказано было древле великому пророку Иеремии: не пророчествуй (Иер. 11:21), говорят, во имя Господне; если же нет, умри, так как и они очевидно заткнули уши, по написанному, чтобы не слышать слова Господня. Я все же иду к морю и готов умереть, так как решение ваше, как вижу, пересилило». И вот хотя отцы и удивлялись, слыша это, и недоумевали относительно сказанного, но усердие к делу, а более всего то обстоятельство, что они убедили великого, успокоило, по-видимому, недоумение их, и они сочли не за пророчества, но за простые слова сказанное праведным. А что сказанное тогда было неложным предсказанием будущего и ничто из этого не прошло даром, это ясно показал конец дела. Ибо и послы ничего не сделали из того, о чем старались, и предсказавший это, думаю, только через[223] семь лет увидев желанный мир царства и священной Церкви, о чем он и молился часто и тайно предсказал друзьям, блаженно там переменяет жизнь[224]. Но пока дело дойдет до этого, будем продолжать речь.
Двадцать третий был день (месяца) Дистра[225] – это был шестой месяц после начала мирского замешательства и бури, – когда священные отцы и послы, имея с собою великого Савву, покинули пристань нашей Великой Лавры, отплыв в Византию с дивными проводами и молитвами. Но хотя плавание для них было и счастливо, так как и попутные ветры как бы сопровождали (δορυφορούντων) их и море было необычайно тихо и спокойно, почему они, весьма скоро и приятно миновав Эгейское море с находящимися среди него островами, а также Геллеспонт[226] и за ним лежащую Пропонтиду[227], на третий день пристают к пристани Константинополя, однако они нисколько не достигли осуществления своих желаний и надежд. Ибо не все, говорят, Бог всем дает, или, вернее, все, касающееся нас, Он устраивает хорошо и соответственно Своим премудрым целям. Ибо Он решает без колебания, как Творец и Всемогущий, некоторыми неразрешимыми вожжами Промысла постоянно удерживая творения Свои в целости и неповрежденности, после того как мы сами не пожелали полезного для нас, предпочтя худым произволением вредное полезному и избрав вместо дарованной нам чести своеволие и все далеко от Бога отстоящее и став весьма заслуженно и сообразно Его словам несчастными. Ибо всякому имеющему, говорит, дастся и преумножится, а у неимущего отнимется и то, что имеет (Мф. 25:29).
Вследствие этого посольство отцов – ибо не могло быть, чтобы великий ошибся в предсказании, – было совершенно тщетно, так что они, предпринимая это, как бы стреляли, как говорят, в небо или плели из песка веревку. Но говорить о сказанном или сделанном ими тогда и вообще относящемся к этому великому предмету, вернее сказать, к мирскому беспорядку и пагубе, как оно было, я представляю другим, как относящимся к сочинениям другого рода и более обширным, чем настоящее слово. И конечно, расскажут об этом многие, дело которых исследовать и описывать это, хотя не погрешить в точности (сообщаемого) поистине есть дело всех.
Сказав об этом в настоящее время, как необходимом, опять возвращаюсь к рассказу о великом. Ибо после того, как отцы Горы увидели, что их слова об общем согласии и мире и посольство решительно отвергнуты, они не остановились на том, но, начертав вкратце об этом в письмах и прозорливым душевным оком с великою точностью подробно изобразив имевшее последовать успокоение и видимое ныне единомыслие Царства, вручают их царице. Когда же она сообщила об этом, по обыкновению, синклиту, то, так как это показалось им болтовней и явным заблуждением тех богоносных отцов, последние, отрясши пыль от ног своих и возвратившийся к ним мир взяв с собою, по Господней заповеди и повелению стали, как и раньше, горько оплакивать общее крушение и гибель вселенной. А дивный Савва, возвратившись к себе и тихо напомнив о своем предсказании, стал рассказывать им о таких же и гораздо худших неудачах великого Павла, а потом присовокупил: «Однако мы, любезные отцы, никак не должны оставлять намерения и усердия нашего, ибо это служит к нашему спасению. Это, – говорит, – величайший из подвигов, ибо с миром постоянно борется возмущение, с добрым зло, с заповедью опять – преступление и с Христом велиар, который многих уже опутал, как мы видим, так как, будучи тьмой, он прикидывается, выражаясь словами великого Павла (см. 2 Кор. 11:14), светом. Но мы, как я сказал, будем держаться лучшей части,
