Жить не дано дважды - [20]

Я прыгала первой — так положено радисту. Без радиста группа не может работать. Когда раскрылся купол парашюта и я смогла оглядеться, не увидела Василия. Не мог же он повиснуть у меня над головой так, что я не смогу увидеть из-за своего купола его парашюта. Даже если он прыгнул следом, он должен быть чуть левее. Самолет уходил влево. Василия не было. И только у самой земли увидела оторвавшийся от самолета силуэт купола, далеко от места моего приземления.

Земля была рыхлая, толчок получился мягким. Но я приземлилась возле дерева и, когда гасила купол, он накрыл, как шапкой, крону. Я растерялась от неожиданности. Но помощи ждать неоткуда, а ночь светлая — белый купол виден издалека. Тем более, что где-то поблизости, ночью трудно сориентироваться, мерцал огонек и заливисто лаяла собака. Я вынула финку, отрезала стропы, по частям срывала цепкий парашютный шелк. Времени на это ушло много, близился рассвет. Хорошо хоть, что земля была мягкой, яму вырыла без усилий. Закопала парашют, взяла вещи в руки и пошла искать Василия.

Искала около часа. Уже пришла в отчаяние: топтаться по вспаханному полю — оставлять следы, и без Василия нельзя. Я тихонечко свистнула — молчание, окликнула по имени — молчание. На востоке серела полоска рассвета. Я повернулась и — вскрикнула от испуга: рядом за кустом, чуть не рукой достать, неподвижно сидел человек.

— Василий?!

Он не шелохнулся. Он сидел клушкой, распахнувшей крылья.

— Что с тобой? Ударился? Где парашют?

— Н-ни-ч-чего, — пролязгали зубы.

Василий сидел на парашюте, прикрыв его полами пальто.

— Дурак! Подлец! Скотина безмозглая! — шипела я в отчаянии.

— Копай яму…

Я толкнула его в спину. Он послушно поднялся и стоял, как пень. Я рыла, а он стоял в оцепенении. Я сама закопала его парашют. Затоптала яму, присыпала сверху рыхлой землей. Остатки земли — парашют занимает много места — развеяла по полю.

Вдруг Василий нагнулся, взял свой чемодан и пошел, чуть не побежал. Молча, не оглядываясь. Я за ним. Но скоро выдохлась, стала отставать.

— Василий, остановись! Надо закопать рацию!

Он остановился. Поставил чемодан у ног, стал оглядываться. Было почти светло, проглядывалась группа деревьев и дорога за ними. Василий двинулся к деревьям. Остановился возле самого толстого дуба и так же, ни слова не говоря, стал лихорадочно копать яму. Я помогала.

Когда яма была достаточно глубока, Василий сказал:

— Давай рацию…

Закопали рацию, с ней запас батареек.

Василий взялся за свой чемодан. Я — за свой. Он двинулся к дороге. Я — следом. Пройдя с километр по булыжному шоссе, он остановился, подождал, чтобы я поравнялась, и сказал:

— Вот что, Ольга, я работать не буду.

Я сжимала в кармане пальто пистолет.

— Я буду жить дома. Спокойно. Надоела мне ваша война… А ты, как хочешь — я тебя не выдам, но и ты меня в свои дела не путай… Ясно?

Чего уж яснее!.. Пистолет жег мне пальцы. Но я говорила себе: «Спокойно, Оля, спокойно». Но разве можно быть спокойной? Я чуть не задохнулась от ненависти:

— Сволочь ты, шкура подлая!.. Думаешь, отсидишься? Никогда еще предатель не уходил от расплаты!

— А, брось ты, — отмахнулся Василий. — Я никого не предаю. Работай одна…

Я вытащила руку из кармана — онемевшие пальцы в красных полосках от металла. Я бы могла его убить — и убила бы, если бы не крохотная надежда на то, что еще не все пропало.

— С легендой как быть?

Василий благодушно ответил:

— Это мне не помешает… Живи у нас. Только рацию в дом отца не таскай…

Остаток пути мы проделали молча.

О чем думал Василий, мне неизвестно. А я думала об одном — выдаст он меня или не выдаст? И решила — не выдаст. Не из благородства, конечно, — какое благородство у предателя! — из трусости не выдаст. Побоится, что и его притянут вместе со мной.

2.

Молдавское село… Неприглядным оно мне показалось в раннее утро. Серые голые деревья. Серые после зимних невзгод домики, мазанные и беленные с лета, а сейчас облезшие. Едва просохшая тропка на дороге, покрытой месивом из снега и грязи. Довольно большое село — начиналось оно метрах в ста от шоссе, а кончалось километра через два, упираясь другим концом в лес.

Дом Василия оказался почти у леса. К счастью, не встретили ни одного человека, было слишком рано, а может, обезлюдело селение за войну. Из немногих труб тек дымок, пахнущий кизяком. У предпоследнего дома Василий остановился, подождал меня и первым вошел. Минут пятнадцать стоял невообразимый шум — я до конца никогда не могла сосчитать, сколько же человек в этой семье, — Василия целовали, обнимали. Меня не видели. Только ребятишки у печи с удивлением таращились.

Наконец пожилой человек, рослый и сильный, похожий на Василия — отец, подумала я, — спросил:

— А кто это?

Василий оторопело рассматривал меня с минуту, видимо, приходя в себя.

— Это?.. Это моя жена, Марина.

В доме наступила тишина…

Определили нас жить к Лизе — сестре Василия. Статной и красивой женщине, только робкой или запуганной. Синие, как у Василия, глаза, но смотрят так, точно просят — не обижай. Дом у Лизы — по соседству с родительским — большой, добротный, но запущенный. Трудно без мужа. Она обрадовалась Василию — поможет брат.