Жить и умереть в Париже - [16]

Домой возвращаться не хотелось. Теперь, почувствовав, что от души, как говорится, отлегло, Ольга совсем с другим настроением огляделась вокруг, решив погулять по любимому району, в котором она прожила свой первый год парижской жизни.

Было обеденное время. Народ заполнил рестораны и кафе. Соблазнительные запахи французской кухни носились в воздухе. Увидев свой любимый ресторанчик «Клюни» на углу бульвара Сен-Мишель и улицы Суфло, Ольга почувствовала, что проголодалась, и спустилась по ступенькам в уютно обставленный подвальчик. Она не была здесь несколько лет и сейчас обрадовалась, увидев, что ничего не изменилось: маленькие столики, накрытые скатертями в красно-бело-голубую клеточку; приглушенный свет, создающий атмосферу вечера даже солнечным днем; свечи на столах, все было мило и памятно.

Ольга прошла в глубину зала, где сидела в былые времена, и, улыбнувшись, увидела меню на тех же самых бумажных салфетках, на которые ставят тарелки. Ее опять охватил прилив радости и желание умиляться мелочам, которые не замечаешь в заботах и тревогах.

Почувствовав острое желание закурить, она махнула рукой на «здоровый образ жизни» — черт возьми, один раз живем! — и попросила официанта в первую очередь принести пачку любимых ею когда-то сигарет «Жетан» и зажигалку. С удовольствием затянувшись, Ольга подумала, что название сигарет символично. Недаром ее, как цыганку, мотает по свету, недаром она легко умеет начинать с нуля в любом месте, и все это без особых усилий и напряжения, а легко и с открытой душой.

Она заказала только горячее блюдо без закусок, зная размеры порций, и кофе. Официант, обслуживающий столики в центре зала, был незнаком ей, но внимателен и расторопен. Ольге принесли ее любимое блюдо — бретонские мидии в белом вине, а в качестве гарнира суфле из рокфора. Она обожала морепродукты, хотя, живя в советской России, и не подозревала об этом.

Здесь, во Франции, Ольга обнаружила, что настоящая гурманка. Любила немного, но хорошо поесть, могла прекрасно готовить — что-то очень легкое и вкусненькое почти из ничего, разбиралась в хороших винах. Просто для себя одной ленилась стоять у плиты.

Потом она дошла до улицы Муфтар, побродила среди лотков с разнообразной снедью — яркими фруктами и овощами, обложенными льдом мидиями и устрицами, заглянула в маленькие, сказочно уютные, обсаженные цветами дворики и вдруг сообразила, что для предстоящей большой поездки неплохо было бы приобрести что-то новое и нарядное. Взяв такси и предвкушая любимое занятие почти всех женщин — покупку вещей для себя, любимой, — Ольга поехала в «Самаритэн».

* * *

Аркадий и Алик решили прогуляться до ресторана пешком. Столик был заказан на восемь вечера, дождь прекратился. Вечерние сумерки опускались над Парижем. Небо было сиреневато-синим, но звезды не проступали — огни города и знаменитая парижская сиреневая дымка заглушали их.

По бульвару Батиньоль они дошли до улицы Рима, свернули к вокзалу Сен-Лазар. Откуда было пять минут ходьбы до площади Святого Августина. Они шли по роскошному османовскому Парижу. Даже не зная истории этого города, они чувствовали величие, размах и одновременно благородную простоту окружающей их архитектуры.

Ресторан «Петрушка» не оправдал их ожиданий. Это было маленькое, довольно темное помещение со стоящими впритык столиками. Когда официантка посадила их, они рассмеялись, почувствовав рядом с собой локти соседей.

По-русски разгуляться здесь было явно негде. Да и русских, на которых Аркадий и Алик рассчитывали, что-то вокруг не наблюдалось. Услышав тихие разговоры за столиками, они разочарованно переглянулись: здесь все говорили по-французски. Меню показалось им неоправданно дорогим для обычного русского ассортимента. Понятно еще икра. Но блины, борщ, селедка, котлеты, пельмени и водка — явно зашкаливали. Порция гречневой каши, которая подавалась здесь в качестве русского деликатеса, стоила почти столько же, сколько порция икры.

Они-то рассчитывали повеселиться широко, по-русски, с музыкой и танцами. Однако для такого рода веселья места здесь было явно маловато. Но тут пришли артисты: два гитариста и певица. Репертуар был обычный, ресторанный: русские романсы и шлягеры — от «Калинки» и «Вдоль по Питерской» до «Вот кто-то с горочки спустился». И все это с каким-то псевдорусским надрывом и слишком широкими жестами. Опьяневшие от непривычной для них пищи и водки, французы подпевали всему, что было на слуху, а если бы позволило пространство, то, возможно, пустились бы в пляс под «Казачок».

Съев вполне приличный борщ и котлеты с картошкой, выпив водки, компаньоны расплатились и разочарованно покинули заведение. Русскими контактами надо обзаводиться явно не здесь, а душа отчетливо просила «продолжения банкета», но только совсем в другом месте.

Они двинулись пешком к Монмартру, чтобы закончить день в каком-нибудь веселом заведении на Пляс-Пигаль.

* * *

Поднимаясь на лифте в кабинет Андрея, Игорь подумал не без зависти, что друг юности сидит во всех смыслах высоко. Из всех «комсомольцев» Андрей оказался почти единственным, кто вышел без особых потерь из всех экономических и политических передряг последних пятнадцати лет. И даже сейчас, в начале двадцать первого века, он еще достаточно молод (что такое пятьдесят лет для мужика!), здоров, богат, уверен в себе, распоряжается судьбами и капиталами людей.