А может, не Господь, а люди ученые по любопытству или приказу начальства этот «ковид» придумали и слепили, чтобы лишних людей убрать. Ходили такие слухи про Китай. А может, и наши додумались, чтобы выморить стариков.
В квартире, в четырех ее стенах смеркается прежде поры, если свет не включать.
Вечерняя усталость старому человеку голову тяжелит, просит отдыха. Но ложиться нельзя: заснешь, а потом ночь будешь маяться. Лучше в кресле расслабиться, прикрыв глаза. Но даже в такие минуты, между сном и явью, снова листается день прошедший. «Я жить хочу!» — надрывно кричит приятель и брызжет в лицо какой-то гадостью. А потом от дочери весть: «…Никаких контактов…» И разговор с покойной женой; лишь она поняла его, пожалела. И он ее пожалел, не стал расстраивать. И Сеня-монах с его возглашением: «Не прячьтесь! Живите! Работайте! Урожай пропадает!» А следом уже из других, прежних дней простодушного «чернобыльца» речи: «Тружусь… В меру сил… Разъезд Карповский…»
Но все же пришел сон короткий, глубокий, в котором отозвалась вдруг далекая память: село Карповка… Это — детство. Пионерский пеший поход и дневной отдых в селе Карповка, где помогали на бахче собирать арбузы…
Очнувшись, уже в яви, в комнатной полутьме Петрович отчетливо вспомнил далекое: как шли из города полевыми дорогами, а потом целый день провели в селе Карповка, на бахче, собирая арбузы, большие, полосатые. Их на телегу грузили. И тут же, на бахче, отдыхали, подкрепляясь арбузами с мягким деревенским хлебом. Алые сочные ломти арбуза и пахучий ноздреватый хлеб.
Когда на следующий день, продолжая поход, уходили из села, еще долго виднелись зеленый купол церкви и белая звонница. И долго-долго слышался колокольный звон, словно прощальный.
И сразу тут же, в голове, от короткого сна посвежевшей, родилась ясная мысль: «Надо уходить». Доехать на поезде до Карповского разъезда, отшагать пять километров, о которых «чернобылец» говорил, и поселиться в каком-нибудь брошенном домике.
Уйти от постылого заточенья, масок, перчаток, карантина, постоянных речей и картин о вирусе, эпидемии, пандемии, смерти, людской настороженности и страха — иного здесь нет и не будет. У детей и внуков своя молодая жизнь. А он — для их жизни — лишь больная заноза.
Надо уйти. На воле побыть, продышаться, от постоянного страха избавиться и пожить, пусть недолго, но человеком, а не запуганной тварью.
Копаться в земле, с деревьями разговаривать, они добро понимают. Бездомного пса пригреть, и тот ответит теплым приветом. Ночью, перед сном, на звездное небо глядеть вместо телевизора с его страшными новостями.
Пока еще осень, можно домик подладить: окна-двери, печка, дрова. Все можно сделать и спокойно жить, помаленьку отходя от нынешнего тяжкого бытия, конца которому нет. Для стариков уже точно.
Жить и жить. Ведь впереди — бабье лето и долгая осень, теплая, щедрая и добрая для всех живых.
