Жилище в обрядах и представлениях восточных славян - [39]
«Прежде всего хозяин пускает в избу петуха с курицей и дожидается, чтобы петух пропел на новоселье; затем уже входит сам, ставит икону на божницу и, открывая голбец, говорит: „Проходи-ка, суседушко, братанушко!“. Следует общая семейная молитва, которую творят, обращаясь к переднему углу; хозяйка накрывает стол, кладет на него хлеб-соль, затапливает печь и принимается за стряпню. Те же обыкновения соблюдаются и в других великорусских и белорусских губерниях: старший в роде, держа в одной руке икону, в другой ломоть хлеба, произносит: „Дедушка-домовой! прошу твою милость с нами на новожитье; прими нашу хлеб-соль, мы тебе рады!“. В новопостроенный дом вносятся наперед икона, непочатый хлеб с горстью соли или квашня с растворенным тестом»[360].
«Когда хата готова… сначала вносят иконы; под ними на покуте ставят дежу; на стол кладут хлеб и соль»[361].
«При переходе в новый дом несут с собой хлеба, соли, соломы, которую стелят, прежде чем ступить ногами на пол (чтобы не ступить на голый пол), пускают петуха с курами и замечают: если пошел в судки, то будет хорошо жить»[362].
«Перед входом в новый дом хозяева, для того чтобы дом был весел и богат, вносят в него петуха и дежу с тестом и помещают их в красном углу»[363].
«В Королевск. вол. Витебской губ. при переходе в новую хату прежде всего переносятся образа, потом стол с краюшкой хлеба на нем»[364].
На Украине хозяин вносит в дом икону, а хозяйка — рогач и кочергу, которыми крестит все углы хаты, «чтобы никакие насекомые не водились в ней». «Став на пороге новой хаты, хозяин читает „Отче наш“ и по окончании молитвы входит в хату и ставит икону в святой угол. Потом возвращается к двери, берет от жены дежу и, внося ее в хату, говорит: „Як у сiй дижи повно хлiба, дай, господы, шоб так повно було и в сiй хати хлiба и всякой худобы!“. После чего ставит дежу на лавку против печи. Икону и хлеб вносит в новую хату обязательно хозяин, вообще мужчина, а не женщина; прочие вещи и хозяйственные принадлежности переносятся кем придется»[365].
Итак, в первую очередь переносятся те культурные символы, которые определяют статус дома как жилого, человеческого пространства. К их числу, как мы видим, относятся прежде всего огонь, иконы, хлеб (и соль), горшок каши, дежа с тестом, т. е. те предметы, которые призваны символизировать идеи освоенности, богатства, изобилия, плодородия. Более полный набор культурных символов в уже обжитом доме включает, кроме перечисленных, гнездо ласточки или аиста и многочисленные обереги, такие, как конская подкова, мак-выдняк (им обсыпают дом от ведьм, а также умершего, подозревавшегося в знахарстве), чертополох (от злых духов и ведьм), в Галиции — лопух (от ведьм), чеснок (в Галицкой и Угорской Руси), крапиву, осину, рябину, освященные в церкви ветки вербы, четверговую свечу и соль, иорданскую воду, апокриф «Сон богородицы» с заговором, в котором говорится, что тот, кто имеет этот «Сон» в доме в чистоте и сохранности, тот будет помилован от лукавого; дьяволу к тому дому не подступиться, и будет в том доме святой дух ночевать и счастье и умножение всякого плода[366], причем основная часть этих предметов хранится в красном углу — ритуально наиболее ценной части пространства.
По всей видимости, круг подобного рода символов был четко очерчен и не допускал больших вариаций. В особенности же во время перехода следили за сохранением традиционных связей между вещами, т. е. своего рода «грамматики» вещей. «Всяческому преуспеянию в новоотстроенном здании много „пануиць“ (помогает. — А. Б.), если в день переходин туда помещены именно те предметы, ради которых здание выстроено, и не допущены предметы сторонние, как, например, свиньи — в овчарник, коровы — в конюшню, сено — в овин и проч. Ошибка или недосмотр в этом ведет к обоюдному ущербу предметов: сено, неподлежаще положенное в овин, всегда будет так же плохо, как и хлеб»[367].
Другой комплекс обрядов был связан с «оживлением» второго в ценностной иерархии элемента дома — печи. П. Иванов приводит следующие данные об этом обряде на Украине. «Положуть у нову пичь жытной соломы и прутыки два або тры свяченой вербы, тоди пидуть до сусид, выпросить сирнычкив и запалить солому. Тоди дывытьця у пичь на огонь: як огонь горыть ясно, то жыты буде весело; як темно горыть, то життя буде плохе, а як иде дым у хату, то буде у тш хати часто спорка и бойка миж хазяинамы и хазяйками» (Купянск). «Перед разведением огня в новой печке хозяйка берет хлебную лопату, делает ею над устьем печи знак креста и говорит: „Господы, поможы в добрый час у новий печи топыты!“. Повторяет это три раза и ставит в печь новый, не бывший еще в употреблении горшок на огонь. Если горшок от огня не лопнет, то печь хорошо сделана, а если горшок даст трещину, то печь перекладывают вновь (х. Егоровка). Первый раз в печи следует топить не соломой, а дровами, и ничего в ней не варить; но когда перегорят в ней дрова, должно посадить в печь несколько хлебов (нечетное число, — четного числа хлебов знающая хозяйка никогда не посадит в печь) и в один из них влепит сверху неперегоревший уголь. Если этот уголь, по вынутии из печи хлеба, окажется перегоревшим и даже превратившимся в золу, хозяева хаты будут иметь во всем удачу, счастье; в противном случае, если уголь не перегорит, эту хату хоть и не входи жить: „добра не буде“»
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.