Жилище в обрядах и представлениях восточных славян - [36]
«Если в новое помещение переселяется вся семья, то глава семьи накладывает горячих углей в горшок и несет его в новую избу»[319].
«В Чембарском уезде (Пенз. губ.) домовых зазывают в мешок и в нем переносят на новое пепелище, а в Любимском уезде (Яросл. губ.) заманивают горшком каши, которую ставят на загнетке»[320].
«В Казанской губернии при переходе в новый дом „насыпали на лапоть из-под печки“ и приговаривали: „Домовой, домовой, не оставайся тут, а иди с нашей семьей“; „Дедушка, соседушка, иди к нам“, — закликали домового в новый дом в Вологодской губернии»[321].
«Переселение» домового в лапте зарегистрировано и в Дмитровском крае: «Домового в виде шила и уголька в старину торжественно перевозили в лапте из старого жилища в новое. Иногда процедуру переселения домового совершали так: брали хлеб и соль в солоночке и в 12 часов ночи направлялись к новой стройке. Посолонь обходили вокруг дома, потом становились против вереи и три раза призывали: „Домовой, домовой, пойдем домой“, после чего открывали ворота и с хлебом и солью входили в самый двор. Во дворе опять призывали домового трижды: „Домовой, домовой, пойдем домой“. Затем направлялись к порогу новой избы, на пороге отрубали голову курице и входили в избу, а за обедом курицу съедали»[322].
«Когда ломали избу, брали икону, хлеб и вызывали домового: „Батюшка домовой, выходи домой“. Считали, что если домового не вызвать, он останется на развалинах и будет пугать по ночам своим криком»[323].
Особый ритуал приглашения домового объясняется представлениями о том, что «без приглашения домовой не покидает вполне старого дома, и потому ему приходится вступать в спор с вновь пришедшим домовым. Неприглашенный домовой жалобно плачет и нередко мстит как прежнему, уже выехавшему, так и новому хозяину дома»[324].
На этом этапе основное внимание, как это видно из приведенных записей, отводится наделению нового дома социально-экологическим содержанием, что можно интерпретировать и как снятие (насколько это возможно) противопоставления новый — старый прежде всего на социально-экологическом уровне (освоенность — неосвоенность). Как нам кажется, в этом заключается основной смысл не только действий по перенесению огня, сора, навоза и т. п., являющихся символами освоенности, обжитости («доли»), но и образа домового.
Не останавливаясь подробно на характеристике этого образа[325], следует все же отметить несколько существенных для его понимания моментов.
Номинация домового (хозяин, дедушка, суседушка, большак, хатник, дымовой, клетник, попечек, господарек и т. д.) основана на двух принципах: топографическом (домовой, суседушка, хатник, дымовой, клетник, попечек и др.) и социальном (хозяин, дедушка, большак, господарек и др.). Эти же два принципа, как нам кажется, во многом обусловили формирование и функционирование представлений о домовом и других образах восточнославянской демонологии. При этом универсальным является топографический принцип, что, кстати, всегда подчеркивается в рассказах о происхождении домовых, лесовых, водяных и т. п.[326]
В сущности, почти весь восточнославянский демонический «пантеон» (домовой, леший, полевой, водяной и т. д.) можно рассматривать как религиозно-мифологическое выражение идеи дискретности окружающего мира, его расчлененности на лес, поле, море, дом и т. п. Характерным отличием «домашней» подсистемы является ее соотнесенность не только с локусом, но и с социальным устройством коллектива, со структурой живущей в доме семьи, что проявляется как в номинации, так и в «свидетельствах» о женском соответствии этого образа (домаха, домовичиха, большуха), а в ряде случаев и о наличии «семьи», организованной аналогично семье, проживающей в доме. Ср., например: «Дворовушко (здесь = домовой. — А. Б.) имеет жену и детей, которые влияют на него — именно: если животное и нелюбо дворовушку, но любо его жене, то он не бьет его и вообще ничем не высказывает своего нерасположения к нему»[327]. «У домахи такие же наклонности и занятия, какие у домовитой хозяйки-крестьянки»[328].
Если учесть, что домовой соотнесен с культом предков, то, таким образом, новое жилище приобретает еще одну важную смысловую соотнесенность: дом — домовой — предки — потомки, которая в свою очередь является одним из наиболее жизненных выражений идей пространственно-временного цикла.
Домовой-предок является символом воплощения и хранения коллективного опыта, отраженного в системе правил, запретов и выработанных на основе этого опыта предсказаний. Так, например, известны рассказы о том, что домовой наказывает женщину, вышедшую во двор «простоволосой», а также за нарушение запрета прясть в пятницу[329]. Домовой строго следит за нравственностью членов семьи. Он не терпит сквернословия, неприличного поведения[330]. «Если же хата остается на ночь невыметенной, то ангел не посетит ее и домовой беспрепятственно начинает шалить, оборачивать скамьи, столы, набрасывается на спящих и душит их»[331]. «Домовой любит те семьи, в которых живут в полном согласии, и тех хозяев, которые бережно относятся к своему добру, которые в чистоте и порядке содержат свой дом и двор»
