Жилище в обрядах и представлениях восточных славян - [21]
«Гродненские белорусы прежде верили, что при рубке первых бревен будущего дома строитель-плотник непременно кого-нибудь заклинает — или из числа членов семьи хозяина дома, или отдельное домашнее животное, или целую породу домашних животных, например лошадей, коров и т. п.»[178]. В Витебской губ. плотник может заклясть чью-нибудь жизнь при рубке первого венца[179]. Аналогичные данные зарегистрированы на Украине[180]. В качестве близких параллелей можно привести, например, польский обычай класть на месте будущего дома на некоторое время хозяина[181] и сербское поверье о замуровывании тела человека, после чего он умирает[182]. У чердынских и соликамских коми-пермяков «при постройке дома обыкновенно обещали закопать одного из плотников. Впоследствии же человек заменяется тут мелким животным — поросенком, гусенком или петухом»[183]. Ритуальным эквивалентом человеческой жертвы у народов коми считаются антропоморфные деревянные куклы, которых закладывали в основание дома плотники, предварительно расколов их головы и обмазав их кровью[184]. Фольклор многих европейских народов (в том числе и славянских) насыщен сказаниями о замуровывании людей в основание различных построек[185]. Собранный П. Сартори европейский материал позволяет видеть в качестве жертвы наряду с уже упоминавшимися животными рогатый скот, овец, коз, собак, кошек, зайцев, лягушек, змей[186].
Трудно сказать, связано ли было с заменой живых существ использование при закладке дома таких предметов, как деньги (монеты), ладан, шерсть, зерно, куски хлеба. Вполне возможно, что обе эти линии (живая жертва и бескровная жертва) развивались параллельно, хотя последовательность: живая жертва —> бескровная жертва представляется наиболее вероятной, что подтверждается и многочисленными типологическими параллелями (см. об этом ниже). О бескровной жертве известно следующее: «Заставливая (закладывая) избу, кладут под угол деньги — для богатства, шерсть — для тепла, ладан — для святости»[187]. «Кладут монеты, ладан в углы, „под первый венец“, „под матицу“ и под оконные подушки» (Влад. губ.)[188]. «При закладке дома на углы бревен первого ряда кладут несколько кусочков церковного ладана и серебряные монеты: ладан — чтобы домовой не шутил, а монеты — чтобы богато жить» (Рыбинск. у.)[189]. «При постройке дома жито кладут под угол, деньги — под закладное бревно» (Шенкурский у.)[190]. «Под передним, святым углом по желанию хозяев закапывали монету на богатство, и плотники от себя — кусочек ладану для святости»[191]. На Украине «при закладке хаты пьют „закладщины“ и при этом кладут иногда в ямы для стояков в углах хаты деньги, жито и шерсть»[192]. В Белоруссии кладут ладан, «свянцоные зелки» или хвойные ветки, чтобы предохранить дом от «пирунов». С «зелками» хорошо положить «по жмени» первой муки, смолотой на новой мельнице или же в новых «жернах»[193]. Ср. обычай закапывать в основание дома сосуды с различными пищевыми продуктами у народов Западной Европы[194]. Уподобление дома жертвенному животному, по всей видимости, нашло свое отражение в цикле загадок с отгадкой «изба», например: «Стоит бычище, проклеваны бочища»; «Снаружи — рогата, изнутри комола»; «Курица на курице, а хохол на улице»; «У быка, быка прорезались бока: у быка ядра говорят»[195].
Таким образом, в семантическом плане «строительная жертва» была связана со сложным комплексом представлений о сакральности жилища, его «выводимости» из тела жертвы, взаимоперекодировками между жертвой, жилищем и концепцией устройства мира. Но если представления о творении мира из человеческого тела являются общеизвестными и не нуждаются в дополнительных комментариях, то при рассмотрении его замен возникает ряд вопросов, относящихся прежде всего к логике замен. Как мы уже говорили, на славянском материале круг реальных свидетельств о животных жертвах ограничивается конем и петухом (курицей).
«Замену человеческого жертвоприношения приношением в жертву домашнего животного (коня) можно найти уже в древности у разных индоевропейских народов, для которых культ коня был особенно характерен»[196]. «Конь как ритуальный эквивалент человека» — этот мотив хорошо известен по данным фольклора и мифологии. Среди них показательны, например, отношения взаимообозначения жених — конь в свадьбе и в волшебной сказке. В свадьбе конь — постоянный атрибут жениха (ср.: конь — помощник героя в сказке). Характерно что термины «князь» и «конь» в свадебной лирике находятся в отношении дополнительности (ср. тексты типа «князь молодой, конь удалой»), а в метаобрядовой лексике слово «конь» является эвфемистическим названием жениха. В связи с общей проблемой дистрибуции ритуальных терминов небезынтересна синонимия терминов «князек» и «конек» при обозначении верхней части крыши, что в контексте проблематики жертвы (конь как замена человека и эквивалент мирового центра, в роли которого для индоевропейской традиции реконструируется образ царя) получает особое звучание. В качестве типологической параллели ср. приводимые Вяч. Вс. Ивановым немецкие (Шлезвиг-Гольштейн) названия коников на крышах — Hengest и Horsa, совпадающие с именами двух братьев-царей
