Жили-были солдаты - [31]

Затем оба полковника поинтересовались, что сейчас по расписанию должно быть в музыкантском взводе.

По расписанию значился урок сольфеджио. Оба полковника, не сговариваясь, захотели присутствовать.

Музыкальный диктант прошёл вполне успешно, если не считать многочисленных ошибок, допущенных рядовым Карымшаковым (медные тарелки). Парень служил первый год, обладал безусловными способностями, но не имел никакого музыкального образования. Капитан Насибулин взял его из полковой самодеятельности.

По тому, как мой начальник реагировал на всё происходящее во время диктанта, стало ясно, что кое-что в музыкальной грамоте он понимает. Следовательно, он был не так прост, каким нам казался.

Прослушать игру оркестра решили вечером, в клубе.

Я всё ждал, когда мой начальник заговорит о балалайках и гармониках. Ведь ради них мы сюда и приехали!

Заговорил он о них лишь в кабинете командира полка. Он тактично спросил, зачем полку все эти гармоники, балалайки, незапланированные валторны и кларнеты, в которых, по-видимому, особой надобности нет.

— Как нет?! — изумился полковник Яковенко. — Да у нас только один оркестр гармонистов и балалаечников насчитывает сто человек!.. А инструментальный секстет? А эстрадный ансамбль?.. — Полковник продолжал перечислять, загибая пальцы. — Жаль, что у нас, военных, так мало личного времени, чтобы заниматься музыкой.

— Мне тоже очень жаль, — искренне сказал мой начальник.

Тут полковник Яковенко вынул из шкафа какую-то папку, подержал её на ладони, словно прикидывал вес, а потом сказал:

— Здесь письма, адресованные капитану Насибулину. Из училищ, консерваторий и так далее. Вот последнее — из Ленинградской филармонии.

— Простите, — удивился мой начальник, — но какое отношение имеет прославленный филармонический коллектив к капитану Насибулину?

— Самое прямое: почти половина его участников — бывшие воспитанники капитана Насибулина. Как видите, пишут ему, а отвечать приходится нам.

Вечером в клубе мы слушали концерт духового оркестра под управлением капитана Насибулина.

К полному удовольствию моего начальника, завершал концерт самодеятельный оркестр гармонистов и балалаечников. Не знаю, о чём думал мой начальник, разглядывая лица сидящих рядом с ним солдат, но я думал о капитане Насибулине.

4

На третий день мы вернулись в управление. Полковник тут же собрал офицеров и с ходу спросил:

— Товарищи офицеры! За время моего отсутствия из парашютно-десантного полка не поступало никаких заявок?

— Нет, — ответили ему.

Казалось, наш начальник был удивлён.

— Думаю, что поступят. Надо обязательно послать им десять малых барабанов. Я обратил внимание, что именно этих инструментов у них явно не хватает.

Мой друг капитан Осипенко посмотрел на меня, я, улыбаясь, — на него.

— И последнее, — продолжал наш начальник. — Поднимите, пожалуйста, руки, кто из вас давно и хорошо знает капитана Насибулина?

Поднялся лес рук.

Встал майор Гаврилов:

— Товарищ полковник, вероятно, не нужно ничего объяснять, но каждый из нас, правда в разное время, служил с капитаном Насибулиным. И если мы что-то понимаем в музыке и полюбили её, так это только благодаря ему.

НОВОБРАНЦЫ НА ЛЕТНОМ ПОЛЕ

1

В полк прибыло новое пополнение. Молодые, крепкие ребята из разных городов и областей. Все — недавние выпускники ПТУ: механизаторы, сталевары, наладчики станков с программным управлением, токари, фрезеровщики. В общем, специалисты своего дела.

Несколько студентов. И один учитель начальных классов. Фамилия его была Соламатин.

Ещё когда ехали в поезде, выяснилось, что почти каждый не раз и не два прыгал с парашютом. Одни — с настоящих самолётов, в аэроклубе. Другие — посещая городской парк культуры и отдыха, с парашютной вышки.

Сержант, который вёз новобранцев, невольно думал: «Ребята бывалые. Но морока с ними будет. Одно дело — прыгаешь, когда хочешь, и совсем иное — когда не хочешь, а над о».

Учитель слушал, о чём говорят его более опытные товарищи, и настроение у него всё ухудшалось и ухудшалось Ни с самолёта, ни с какого иного сооружения он никогда не прыгал, а если и решился однажды, то с трёхметрового трамплина в воду.

Один новобранец с пушкинскими бакенбардами и шкиперской бородкой (бороду и бакенбарды ему потом сбрили) рассказывал, что примерно на сотом прыжке с одним его другом приключился комический случай: друг повис на самолётном хвосте.

— Обхохочешься, — говорил новобранец. — Висит мой друг, как сосиска, а я подруливаю к нему левым галсом… то есть управляю телом в воздухе, что очень важно… обрубаю стропы… И мы вдвоём приземляемся на моём парашюте. Обхохочешься! Или вот ещё. У другого моего друга не раскрылся основной парашют. Переходит он на запасной…

«А ведь действительно, — думал учитель, — почему только основной и запасной? Материала жалко?.. Нажимаешь кнопку на пульте. И раскрываются сразу пять запасных. Пульт у тебя на груди. Исключается всякая случайность. Полная гарантия и надёжность».

Ночью в поезде под впечатлением передуманного учитель стал составлять своим ученикам письмо.

«А Дёмину передайте, — мысленно сочинял он, — что я его прощаю. Только пусть не думает, что я не знаю, кто подбил мою курицу. Если останусь жив, так и быть, поставлю ему годовую тройку».