Жили-были солдаты - [30]
— Товарищ полковник, — мгновенно поднял руку майор Гаврилов, — извините, что я вас перебиваю, но точнее говорить не «гармошка», а «гармоника», в крайнем случае «гармонь».
Уверен, именно в этот момент у нашего начальника мелькнула первая, ещё неосознанная догадка.
— А на каком инструменте вы играете? — с любопытством спросил он.
— На гармонике, — ответил майор Гаврилов.
Тут начальник цепко оглядел всех нас и быстро спросил:
— А ну-ка поднимите руки, кто еще на чём играет?..
Поднялся лес рук.
— Спасибо. Руки можете опустить. На этот раз в парашютно-десантный полк поеду я сам. Разумеется, я хуже вас разбираюсь в музыке, потому что ни на валторне, ни на кларнете, ни на ином инструменте, за исключением пионерского барабана, никогда не играл. Но думаю, моей квалификации окажется достаточно. Сопровождать меня будет лейтенант… — И он назвал мою фамилию. — Предупреждаю: если обнаружу какое-нибудь упущение, всем предыдущим проверяющим будет несдобровать.
Не знаю, почему для этой поездки он выбрал именно меня, — за всю дорогу мы практически не проронили ни слова. Лишь когда подъезжали к конечной станции, он (через сутки!) вдруг спросил, где я служил до работы в управлении.
Я честно сказал, что служил в этом парашютно-десантном полку начальником клуба.
Он кивнул.
На вокзале нас ждала машина. Рядом с ней прохаживался мой бывший командир — командир парашютно-десантного полка полковник Яковенко. Он был в папахе, при орденах, в начищенных до блеска хромовых сапогах. Вид у него был лихой по-казацки.
Я понял: капитана Насибулина в обиду он не даст.
Самого капитана нигде не было. Вероятно, когда я позвонил в полк и сказал, что мы едем, капитана на всякий случай куда-то спрятали.
Мой начальник и командир полка пожали друг другу руки, с ходу подсчитали количество общих знакомых.
Получалось: и тот, и другой служили всё время рядом, но ни разу не встречались.
— Зато теперь встретились, — гостеприимно сказал Яковенко. — И это хорошо.
От машины полковники отказались, решили пройтись по осенним улицам, подышать свежим воздухом, благо полк находился не так далеко от вокзала. Мне предстояло пройтись с ними.
Некоторое время мы шли молча. Полковники — чуть впереди, я — несколько сзади.
— Скажите, Валентин Яковлевич, — обратился наконец мой начальник к полковнику Яковенко, — скажите как на духу: что представляет собой командир вашего музыкантского взвода капитан Насибулин?..
— О це да!.. — немедленно отозвался Яковенко. — Высокий блондин. Метр восемьдесят ростом. Тридцать пять лет. Человек большой музыкальной культуры. Отличный дирижёр. Прекрасный командир. Солдаты в нём души не чают.
Мой начальник даже приостановился.
— Это вы всё говорите о достоинствах. А недостатки?
— А недостатков, товарищ полковник, у него нет.
Мой начальник кивнул и внимательно посмотрел на
Яковенко.
— А скажите, Валентин Яковлевич, вы случайно не играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?..
— Случайно играю, — ответил Яковенко, и его щегольские усы тронула лёгкая улыбка. — Случайно играю на виолончели. Хотя могу и на баяне. А шо, нельзя?..
Мой начальник засмеялся и ответил, что, разумеется, можно.
— Так вот, — продолжал полковник Яковенко, — говоря серьёзно, заниматься этим приходится редко. Более важные вещи отнимают время. Но если выпадает свободная минута, собираемся непременно: я, мой начальник штаба, мой заместитель, мой зам по парашютно-десантной службе… Виолончель, скрипка-альт, кларнет, рояль. Квинтет.
— Четверо, — удовлетворённо подсчитал мой начальник. — Хотя, само собой разумеется, в квинтете должно быть пять человек.
— Пятый, как вы догадались, командир музыкантского взвода капитан Насибулин. Он играет первую скрипку.
Вообще, надо полагать, мой начальник всё это давно понял. Непонятным для него оставалось, вероятно, одно: зачем всё-таки парашютно-десантному полку понадобилось столько разных музыкальных инструментов.
На пороге музыкантского взвода нас встретил мой старый друг и учитель капитан Насибулин. Все те же, чуть раскосые глаза. Картошкой нос. Едва заметные рябинки на лице. Выходит, капитана никуда не прятали.
За его спиной в две шеренги выстроился взвод: орёл к орлу, грудь колесом. Правда, большинство в очках. Сказывалась, как говорится, консерваторская подготовка. Однако на груди некоторых мой начальник не без удивления заметил бело-голубые значки, говорящие, что их владельцы не раз имели дело с парашютом.
Капитан Насибулин, приложив руку к фуражке и чеканя шаг, направился к нам. Его подчинённые «ели» глазами начальство.
— Товарищ полковник! Музыкантский взвод…
Все формальности были соблюдены. Оба полковника замахали на него руками.
В сопровождении командира части и капитана мой начальник прошёлся вдоль музыкантского строя, расспросил, кто какой год служит, кто что окончил, кто на чём играет, кто сколько раз прыгал с парашютом. Затем проверил, в каком порядке хранятся музыкальные инструменты. Кажется, внешний вид инструментов его удовлетворил. Но если он искал среди труб, корнетов, тромбонов, медных тарелок и прочего сорок три злополучные балалайки и сорок три недавно выданные гармоники, то эго, скажем прямо, был напрасный труд. Все они хранились на своих местах в клубе. Это я знал точно.
