Жила в Ташкенте девочка - [50]

— Сюда нельзя ходить, — пояснил он нам. — Здесь очень редкие растения.

На площадке перед большим домом строились в пары девочки в синих платьицах и в белых панамках и мальчики в серых холщовых, как у Илюшки, штанах. Мне вдруг показалось, что я увидела ту самую девочку, и сердце заколотилось от радости.

— Пана! — неожиданно вспомнила я ее имя и бросилась к ней.

Но она повернулась, глядя на меня, и я увидела, что это вовсе не моя подружка. Опустив голову, я опять пошла рядом с Васей. Воспитатели что-то кричали девочкам и мальчикам, издали так похожим друг на друга. Я оглянулась и увидела, что сторож опять появился откуда-то и стоит рядом с Иваном Петровичем. Прижавшись к Васе, я молча шагнула на улицу.

Полкан, словно вырвавшись на свободу, носился взад и вперед по мостовой, поднимая пыль, лаял, бурно радовался предстоящему возвращению домой.

На углу по-прежнему стояла старая узбечка в парандже, и в оловянной тарелке лежали три турецких рожка, которые я туда положила. Из полуоткрытого окна дома напротив выглянула барышня с широкой красной лентой, стягивающей пышные волосы. Сколько всего случилось с тех пор, как наша шумливая ватага появилась на этой улице и вошла в калитку детского дома, а они ничего не знают и живут по-прежнему: просят милостыню, глазеют на прохожих.

Я даже с Володькой не простилась, хотя он и дошел с нами до самой калитки. Смотрела на него и не видела. Ребята, обгоняя нас с Васей, кинулись подбирать нападавшие опять липкие стручки, а мне эти стручки были нисколько не нужны. Вася выпустил наконец мою руку и провел ладонью по моей голове.

— У тебя песок в волосах, — сказал он, и я услышала в его голосе неожиданную ласку.

— Это из дупла, — уныло сказала я. — Когда трахнуло, оттуда пыль и песок посыпались… — Я подняла на Васю глаза и неожиданно для самой себя сказала ему с жестким упреком: — Он белый, а ты ему веришь. Была девочка! Была! Она куда-то провалилась. Он сам испугался, а все врет, что не было девочки. И сторож белый. Это он тогда на сундуке говорил с Булкиным про оружие. Я узнала. Ты и тогда не верил, и сейчас! Они оружие будут увозить.

Вася остановился. Я сделала еще несколько шагов и тоже встала, глядя себе под ноги.

— Иринка, — сказал вдруг Вася и нагнулся к самому моему уху. — Я верю тебе, а не ему. Мы зайдем сейчас за угол, и ты все мне расскажешь. Я, пожалуй, вернусь в детский дом, а вы меня здесь на улице подождете. Идет?

— А девочке поможем? — с облегчением спросила я.

Вася кивнул головой и осмотрелся по сторонам.

— Только здесь не стоит разговаривать, Иринка, пойдем за угол.

— Мне тоже надо вернуться, — так же шепотом говорила я Васе, крепко держась за его руку. — Ты же не знаешь то дерево…

Но тут ребята, убежавшие было вперед, гурьбой возвратились к нам. Им показалось, что мы слишком медленно тащимся, и надоело нас дожидаться.

СО МНОЙ ОСТАЛАСЬ ТОЛЬКО ГЛАША

Валька подошел ко мне и протянул кусок порядком измусоленного жмыха. Мне было не до еды, да еще карман моего платья вздувался от тети Агашиной лепешки. Я взглянула на приятеля исподлобья, но встретила такой сочувственный взгляд, что взяла жмых. И Вася не запретил мне его погрызть. Все ребята торопились в далекий путь к дому.

Митя Метелев, который редко разговаривал с малышами, да еще с девчонками, вдруг потрепал меня по плечу:

— Брось, Вася, ее пилить. Она вся с лица переменилась. Пошли лучше скорее домой.

— Никто ее не пилит, просто она испугалась. Да ты постой: домой, кажется, еще рано, — озабоченно сказал Вася, оглядывая всю компанию. — Зайдем за уголок, обдумаем одно дело.

Даже Глаша, которая, несмотря на усталость, продолжала скакать и вертеться, при Васиных словах остановилась как вкопанная и насторожила уши; Валька и Галя тоже присмирели и приблизились к нам.

Вася осмотрелся по сторонам и, заметив, что женщина в парандже, откинув черную сетку, пристально смотрит на нас, предложил отойти подальше. На перекрестке, где кончался дувал, было еще очень жарко. За углом старый узбек, в распахнутой у ворота белой рубашке, в засученных по колено штанах, поливал ведром из арыка улицу. Пришлось завернуть за следующий угол.

Теперь, когда ворота детского дома скрылись, мне стало гораздо спокойнее. Да и Васино участие подбодрило меня. Что касается ребят, то они, изнывая от любопытства, все время уверяли, что вот здесь-то и есть самое лучшее место для разговора.

Полкан бежал далеко впереди. Он спешил домой и не желал никаких задержек. Когда мы остановились посреди дороги и встали вокруг Васи, мой пес вернулся с недовольным тявканьем, но, видя, что на него не обращают внимания, присел у моих ног, а потом даже улегся в мягкой дорожной пыли.

— Говори теперь по порядку, Иринка, — приказал Вася. — Что с тобой случилось? Что за девчонка?

Я повторила все, что твердила им всю дорогу, даже когда злые пальцы Булкина впивались в мое плечо. Конечно, теперь было легче. Ободренная общим вниманием, я вспоминала всё новые подробности про девочку, стараясь убедить всех в том, что девочка была.

— А Булкин видел, как девочка лезла на дерево, или он потом пришел и просто тебе не поверил? — прервал меня Вася, когда я дошла до того места, как Иван Петрович ударил меня по губам и с криком «Никакой девочки!» потащил прочь от толстого карагача.