Жила-была девочка… - [11]

— И ничего-то ты им, Алевтина Васильевна, не сделаешь. Ты видела, как Юлька кинулась? Глаза — что у волчонка…

— Ну уж как у волчонка.

— Пускай не такие, но за мать-то горой! А она ведь при любом деле главным свидетелем будет, ей вера, а не нам с тобой. И выйдет, что мы на человека поклеп возводим.

— Так не понимает она еще…

— Докажи попробуй: понимает или нет, — вздохнула Клава. — Чужая семья — потемки. Пойдем спать, что ли?

Вернувшись домой, Алевтина Васильевна рассказала мужу, как нехорошо получилось из-за нечаянной встречи с Юлькой и как плакала оскорбленная девочка.

— Вот видишь, — вздохнул Александр Сергеевич. — Ее дочь — и та против тебя, свою мать защищает. Что ты сможешь…

Алевтина Васильевна ничего не ответила. Она все равно была убеждена, что оставлять один на один со всей этой пьяной компанией Юльку никак нельзя, но где найти веские аргументы, которые бы убедили и собственного мужа, и бойкую на язык Клаву, и всех остальных? Тем более, что Алевтина Васильевна так и не представляла до сих пор, что же она собирается делать и чего добивается. Именно поэтому она уже в который раз заводила разговоры с мужем: он умный, он подскажет. А он не только не подсказывал, а не мог или не хотел ее понять.

И вдруг Александр Сергеевич как-то сказал:

— Напрасно ты сердишься, Аля. Я ведь тоже думаю…

— О чем? — спросила Алевтина Васильевна.

— О тебе, о Юльке… — Александр Сергеевич говорил неторопливо, подбирая фразы. — Присмотрелся я к ней. Хорошая она девчушка. Скромная, тихая, безобидная. И — гордая. Она, по-моему, никуда из дома не ходит…

— А в чем ей ходить-то? В чем осенью в школу ходила, в том и сейчас…

— Ну это форма…

— Эх, отец, — перебила Алевтина Васильевна. — Не все-то ты разглядел. Форма формой, а вот что она из этой формы выросла давно… А кроме формы, что ты на ней видел?

— Платье, кажется, — пожал плечами Александр Сергеевич. Подумал, нахмурился. — Да! Взрослая почти девочка… Слушай! А что, если ей платье подарить? Наташкины ей сейчас как раз впору будут.

— Не возьмет.

— Почему не возьмет?

— Ну — мужики! — снова возмутилась Алевтина Васильевна. — Смотрят, смотрят, а разглядеть не могут… Сам же сказал, что гордая она. Сразу поймет, что мы ей вроде как милостыню это ношеное платье даем. Не-ет, не возьмет. Обидим только.

— Купи новое. Не обязательно ведь дорогое…

— Не все так просто, отец, — вздохнула Алевтина Васильевна. — Будь бы день рождения у нее или еще что, а так… — Она с сомнением покачала головой. — Подарком ведь тоже обидеть можно… И как обидеть!

— А ты придумай что-нибудь! Где же ваша хваленая хитрость женская?

— Да разве в платье дело?

Александр Сергеевич прошелся по комнате, потом остановился посредине, молча посмотрел на жену. Осторожно сказал:

— Ну я понимаю, платье — мелочь. Но надо же с чего-то…

Алевтина Васильевна благодарно улыбнулась мужу. Пусть не так, неумело, даже неуклюже, но все же поддержал ее, одобрил ее действия. Значит, тронулся все-таки лед, сдвинулся с места, невольно сузив ту маленькую трещинку, что появилась между ними за последнее время.

Чувствовал эту трещину и Александр Сергеевич. И если судьба жившей рядом с ними девочки его сначала не очень-то волновала, то усложнившиеся отношения с женой обеспокоили всерьез. Они всегда жили дружно, воспитали и вывели в люди дочерей, и он в душе гордился благополучием своей семьи, хотя и признавал, что во всем этом заслуга жены ничуть не меньше, чем его собственная. И сейчас, еще не разделяя целиком волнений и озабоченности жены по поводу неприятностей у соседей, он уже знал, что давний мир в своей семье он может сохранить лишь в том случае, если поддержит жену и поможет ей. И как человек, все делающий основательно и добросовестно, действительно думал, как и в чем ей помочь. Однако первая же попытка оказалась неудачной. «Ну купит Аля платье, а что от этого изменится? — думал Александр Сергеевич, расхаживая по комнате. — И денег дать — тоже бесполезно».

Больше пока ничего хорошего в голову не шло. И тогда, чтобы еще раз доказать жене, что он вместе с ней, сказал:

— А платье купи. Все радость для нее…

— Хорошо, — кивнула Алевтина Васильевна рассеянно.

В ушах ее все еще звучал обреченно-беспомощный плач Юльки в темноте лестничной площадки. И не было пока рядом человека, который до конца бы понял и разделил ее озабоченность.

И все же был союзник у Алевтины Васильевны, только ничего она о нем не знала.

Не первый год работала в школе Наталья Федоровна и давно поняла, что без веских на то причин неуспевающих учеников не бывает. Не раз уже приходилось ей распутывать сложные житейские узлы в поисках этих самых причин. А вот с Юлькой вышла у нее осечка. Виноватой в этом была и она сама, и то, что класс она приняла новый, требующий особого внимания, и то, что новой была в школе и Юлька. Усложнило дело и поведение самой Юльки: девочка отмалчивалась или обещала учиться лучше, иногда плакала. И лишь поняв, что так она ничего не добьется, Наталья Федоровна отправилась к Юльке на дом.

Это первое посещение ничего не дало классной руководительнице. Мать Юльки была на этот раз трезвой, учительницу выслушала и обещала принять меры.