Жиль и Жанна - [9]

Признание Жиля при сопоставлении с кое — какими слухами и некоторыми мельком увиденными сценами вполне могло бы все разъяснить исповеднику. Но Эсташ Бланше отказывался соотносить то, что он слышал на исповеди, с тем, что доносили до него мутные волны мирской жизни.

К тому же он чувствовал, что, признай он ужасную истину, неотступно витающую вокруг него, ему непременно придется что-то решать, так что он предпочитал как можно дольше — но сколько дней это еще продлится? — исполнять, зябко поеживаясь, привычные обязанности раздатчика милостыни и домового священника.

Все началось с маленьких певчих, которых надо было найти и отобрать для церковноприходской школы пения. Мало-помалу Жиль так пристрастился к подобного рода поискам, что продолжал их сверх церковных потребностей, сверх всяческой меры, доходя до того, что отказывал себе в охотничьих утехах, — а ведь некогда они занимали основное место в его жизни — дабы загонять лишь одну, избранную дичь, столь необычную и столь восхитительную. А так как он был неутомим, и служили ему столь же неутомимо, то вскоре вокруг него составилась группа загонщиков и выжлятников, рыскавших по лесам и полям. Из уст в уста передавались невероятные истории. Мрачные и жестокие сцены становились частью народных преданий.

Например, рассказывали, как на фоне грозового неба возникает черный силуэт всадника, мчащегося во весь опор по лугам и лесам. Он пересекает деревушку: обитатели спасаются и запираются в своих жилищах. Какая-то женщина стремительно бежит за мальчуганом, хватает его и уносит в дом. Всадник закутан в широкий плащ, полы его развеваются вокруг лошадиного крупа. Со звонким топотом он проносится по подъемному мосту замка. И вот он, расставив ноги, уже застыл на пороге оружейного зала. Раздается голос сеньора:

— И где же?

Всадник распахивает плащ. В него вцепился ребенок. Он падает на землю, неловко пытается подняться.

— Браво! — звучит голос.

Или вот еще: сеньор и его свита медленно едут через убогую деревню. Изумленные крестьяне таращатся на них. Крестьянам швыряют горсть монет, и они дерутся, подбирая их. Некоторые подходят поцеловать руку или ногу Жиля. Отряд едет мимо копошащейся в пыли стайки ребятишек.

Жиль плотоядно смотрит на детей, придерживает коня. Делает знак своему слуге Пуату. Концом кнута указывает ему на одного из мальчиков:

— Этого!

Пуату переспрашивает:

— Этого белокурого, с мячиком?

Жиль выражает нетерпение:

— Да нет же, дурак, того рыжего бездельника!

На следующий день в деревне видят всадника, дающего деньги вилланам. Рыжий малыш здесь, со своим узелком, необычайно счастливый оттого, что уезжает. Ребенку помогают забраться на круп лошади, и та пускается с места в галоп. Мать с плачем крестится. Отец пересчитывает деньги.

Поговаривали также о некой колдунье по имени Перрин Мартен. Но ее прозвали Ла Меффрей (наводящая страх). Проходя по деревне, она, словно зверька, манила ребенка сдобной булкой или куском сала, завлекая его в безлюдное место. Там мальчугана поджидала засада, его связывали, затыкали рот, заталкивали в мешок и увозили.

Однажды случилось, что малец не захотел, чтобы его увозили, да вдобавок у него были быстрые ноги. Когда родители продали его людям Жиля, он сбежал из отцовского дома. Его ищут, но тщетно. Разъяренный и разочарованный, Жиль бросается в погоню со сворой собак. Какое упоение — вернуться к прежним охотничьим забавам, но загнать уже не зверя, а человека! Впрочем, все происходит как в классической травле, собаки поднимают добычу в ее логове, гонят в сеть, она петляет, собаки бегут по ее следам, и вот уже от подножия бука, в ветвях которого притаился ребенок, разносится заливистый лай.

Самая страшная из этих историй, рассказываемых вполголоса, позднее вошла в сокровищницу французских волшебных сказок.

Начинается она в жалкой хижине семьи дровосека. Внутри копошатся семеро детей: три пары близнецов и малыш-последыш, такой хилый, что ему даже имени нет, кличут просто Мальчик. Печать скотской тупости, налагаемая нищетой на тех, кто не свят, лежит на лицах родителей. Торчащий живот жены обтянут засаленным передником. Муж с усмешкой ласкает это брюхо:

— Уж я-то тебя знаю, небось опять состряпаешь нам парочку щенков!

Жена отпихивает его:

— И вместе с этими станет девять. А ты разоряйся больше, скажи еще, что ты вообще здесь ни при чем.

В ответ раздается самодовольный смешок самца:

— Тебя только облапишь, а ты уж и понесла, готовы новые сосунки.

— Да, а ты попробуй потом всех прокормить, — напоминает жена.

— Эти уже большие. Пусть сами о себе заботятся.

— Мальчику шесть стукнуло.

— Господь Бог, что послал их нам, обязан похлопотать за них. Или же пусть забирает их обратно!

— Эй ты, оставь Боженьку в покое!

Вскоре вся семья отправляется промышлять в лес. Мелкое и крупное зверье, замершее в тревоге, наблюдает за ними из-за кустов и деревьев. Тропка вьется, петляет. Вот, наконец, и небольшая поляна. Привыкнув обходиться в лесу без слов, отец с хриплым ворчанием раздает корзиночки, а заодно и оплеухи тем, кто осмелился заявить, что уже устал. Затем дети расходятся в разные стороны собирать грибы и чернику. Когда последний ребенок исчез из виду, муж делает знак жене, которая отвечает ему протестующим жестом. Он властно берет ее под руку и уводит с собой. Через некоторое время дети возвращаются на поляну. Они смертельно устали и голодны. Страшно, отовсюду доносятся крики лесного зверья — сов, лис, волков. Дети сбиваются в кучу у подножия огромного дерева. Самым храбрым оказывается Мальчик. Он озирается в поисках тропинки.