Жестяной самолетик - [11]

Шрифт
Интервал

– А вот новые пропуска для работников мэрии без меня, наверное, доделают, – вздыхает Пашка. – Они поначалу хотели, чтобы корочки васильковые были, а я им другое предложил. Не коричневые, нет, а, знаешь, такие, коньячного оттенка, с золотым тиснением…

– Коньячного, – говорю, – это хорошо. Это электорату понятно. Но желтые были бы лучше по сути.

– Желтые? – Пашка страдальчески морщит лоб, думает, наверное, как бы потактичнее выразиться о моих дизайнерских способностях.

– Ага, Паш, желтые, – радостно подтверждаю я. – Желтый билет – оно и откровенно, и законопослушно. Короче, полнейшая гармония формы и содержания.

Простых смертных тюрьма и больница делают философами. Во что трансформируюсь я, философ, – труднопредставимо и устрашающе.


Любка

Папеньку грозятся выписать со дня на день. Я по-прежнему маюсь отпускной тоской. А ее вечерняя модификация – это вообще что-то. Том за томом перечитываю Дюма, пытаясь воскресить то ощущение необычного в обычном, которое посещало меня в детстве. Фигушки! Моя реальность ну никак не хочет производить стыковку с реальностью книжной. Злюсь, плююсь, обижаюсь на Дюма и ухожу к Толкиену. Погружаюсь, но ненадолго. Всплыть меня заставляет мелодичное «динь-динь» над входной дверью. Воображаю: вот открываю я дверь, а передо мной седобородый Гэндальф. Пойдем, говорит, Любка гномикам помогать. И я, вся такая из себя Белоснежка, радостно бросаюсь на помощь гно…

– Люб, насыпь песочку в сахарницу, – просит тетя Нина. Сахарница размером с двухлитровую банку, тетя Нина – женщина представительная, вот и любит все крупное. – Гости пришли, а песок, как назло… поздно, а до круглосуточного по слякоти бежать ой как не хочется…

– Теть Нин, тебе сахарного или речной подойдет? – плоско шучу я. И сама же хихикаю, не на шутку, нет. Просто живо представляю себе, что Гэндальф ошибся дверью, и сейчас все эти Балины и Торины доедают последнюю теть Нинину булку.

Эх, фэнтези, что ли, кропать начать. А что, это тема. Причем неисчерпаемая: собралась толпа и отправилась за семь верст киселя хлебать. Чтобы кто-нибудь кому-нибудь в пути не навалял – так это никакой фантазии не хватит, вот вам и драйв, и этот… как его… экшн. Потом выяснится, что молочную реку Темный Властелин перекрыл плотиной, а кисельные берега основательно изгажены выбросами с химзавода троллей. Вот вам и великая миссия для команды безбашенных смельчаков. И вторая книга. А в третьей…

Воображение, тпру!.. тпру, я сказала!

Мой пегасик по кличке Плагиат нетерпеливо переминается с копыта на копыто, готовый сорваться… В полет, в пропасть или просто в истерику – кто ж его, крылатого, знает.

А если всерьез, знать бы, почему одни замучились придумывать, как получше убить время, а другим времени не хватает просто катастрофически? Мне кажется, это самая большая несправедливость мироустройства. Ну, или хотя бы одна из…


Палыч

Дом, милый дом! Ну или как пел мультяшный поросенок: «Как хорошо прийти домой, как приятно это…»

Мужичков во дворе никого – подмораживает. Наверняка все «в клубе» – в переоборудованном под казино для бедных, но местных подвале.

И только из окна первого этажа высунулся по пояс, разглядывая окрестности, местный двойник Розенбаума: абсолютно голый череп, темные щетинистые усы, веселые глаза с чертинкой. По паспорту он Чулков Федор Александрович, в просторечии – дядя Федор. Томясь и тоскуя по личной свободе под гнетом волевой супруги, дядя Федор не стал заморачиваться поисками мифического Простоквашина – он, как в студенческой невеселой шутке, просто квасил.

– Федь, ты чего?

– Да моя, мать ее за ногу, ключи у меня отобрала. Сиди, говорит, лысый черт, дома с внуками, а я тебе за это вечером пива принесу… Слушай, Палыч, а у тебя нет, а?..

Прямо-таки сказочный сюжет: выгляни в окошко, дам тебе поллитра. Не в рифму, зато в точку.

– И Валька в долг не дает… – пожаловался Федя. Выражение лица у него было, как у пожилой проститутки, которой в очередной раз забыли заплатить.

– Федь, я тебе больше скажу: и я сегодня не настроен. Мне, понимаешь ли, надо срочно о друге человека позаботиться.

– Собаку завел, что ли?

– Нет, унитаз надо прочистить, забвается.

– Деда, а куда Мурке валерьянку наливать, в стаканчик или в блюдечко? – донеслось из Фединой квартиры.

– В больницу играют, – грустно пояснил деда.

Да? А я подумал, в царево кружало…

И как не подумать! В подъезде воняло так, будто бы взорвался выстоявший в мутные годы застоя и смутные годы перестройки, но капитулировавший, наконец, под ударами амортизации самогонный аппарат. Интересно, кто это понес невосполнимую утрату? Нинка или Валентина? Ну уж точно не Виталий Петрович! У него аппарат – всем аппаратам аппарат. Недаром Виталя во время оно трудился на благо военпрома. А самогонный… он же навроде гоголевской птицы-тройки – и нехитрый, вроде бы, снаряд, но как нашу ментальность отражает! Не-ет, в Виталином аппарате я уверен куда больше, чем в своей печени. Приятно сознавать, что все-таки есть в нашем зыбком мире вещи, символизирующие постоянство!

А зайду-ка я к Виталию Петровичу – он ведь и в сантехнических делах шарит.


Любка

Встречает меня сегодня вечерочком возле дома Витька, одноклассничек мой обожаемый.


Еще от автора Елена Валерьевна Яворская
На орловском направлении. Отыгрыш

История не имеет сослагательного наклонения. Эту фразу капитан третьего ранга в запасе Годунов, историк-любитель, слышит так же часто, как и слова о том, что его родной город Орел осенью 1941 года сдали без боя, открыв гитлеровцам прямой путь на Москву. В поисках правды Годунов погружается в книги и архивы, пока однажды неведомая сила не выталкивает его в прошлое, предоставив возможность стать очевидцем этих событий. И не только очевидцем, но и участником. Иначе зачем появилось бы у моряка-подводника удостоверение старшего майора госбезопасности? Не для того ли, чтобы он мог заново отыграть битву на орловском рубеже, повлиять на ход величайшей из войн XX века и вместе с тем изменить свою личную судьбу?


Заскоки Пегаса

Чем грозит приобретение дачи? Не только мозолями и хандрозом, но и романтическими встречами и не всегда безопасными приключениями. Как сохранить свежесть семейных отношений после золотой свадьбы? Не только с помощью нежных слов и подарков, такое нехитрое устройство, как сковорода многофункциональная, тоже прекрасно подойдёт. Как стать именитым местным писателем? Конечно же, завести личного секретаря, породниться с вампирами и воздвигнуть себе вполне рукотворный памятник… Как правильно объясняться в любви, чтобы тебя покормили? И какие опасности таит это чувство для настоящего программиста? Как встретить свою любовь, не сходя с рабочего места? И почему лучше не влюбляться в студентку факультета иностранных языков? Как написать модный стишок, чтобы восторгались все сетевые френды? А как – чтобы осчастливить и тронуть до слёз мэтров? Как выжить в глобальной сети, не будучи ни пауком, ни троллем? Правильная диета и ссоры с соседями как источник поэтического вдохновения! Цыплёнок жареный как основа правильной диеты!..


Госпожа

«Счастлива рожденная среди Высших!» – эту фразу благородная Вирита де Эльтран слышала десятки раз. И верила в истинность этих слов, пока судьба не поставила ее перед выбором. У ее слуги Эрна не было ничего собственного, кроме верности, даже имя ему придумала госпожа. И он думал, что это справедливо, пока судьба не дала ему возможность выбора. Смогут ли они выбрать правильно? К добру или к худу?


Обыкновенная любовь

Девушки гадают на суженых и грезят о любви, обязательно необыкновенной. Да и юноши не чуждаются романтических переживаний. И так – из века в век, во все времена. Что же обретают в итоге? – кто большое, светлое и взаимное чувство, кто – печали и разочарования, кто – семейные радости и проблемы. Возвышенные мечты воплощаются в обыкновенную земную любовь. Или правы юные: любовь никогда не бывает обыкновенной?


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.