Жестокое метро. Хроника подземных катастроф - [17]

Шрифт
Интервал

Так это или нет, но большинство станций пхеньянского метро до сих пор закрыто для иностранных туристов, которых если в метро и пускают, то только в рамках «показательных экскурсий» и только на две станции первой линии — «Енгван» («Слава») и «Пухын» («Освоение Родины»), самые новые и самые красивые (по свидетельству очевидцев). К слову, топонимика пхеньянского метро заидеологизирована донельзя — названия всех станций никак не связаны с теми районами города, под которыми они находятся, если не считать нескольких совпадающих идейно (типа московского «Проспекта Мира» или петербургской «Площади Восстания»).

Еще одним аргументом в пользу как военных приоритетов, так и банального соревнования социалистического Севера с капиталистическим Югом при строительстве метрополитена становится численность населения Пхеньяна в то время — сейчас в городе проживают 1,7 миллиона человек, но в 1966 году, когда было принято решение о строительстве метро, в нем было лишь полмиллиона жителей. К моменту пуска первой линии в 1973 году их число достигло 650 тысяч, однако это все равно не слишком много — в СССР для начала строительства метро население города должно было перевалить за миллион жителей. Да еще и число вагонов, закупленных в Китае в 1972 году, более чем вдвое превышало потребности пхеньянского метрополитена и не помещалось в метродепо, даже когда их стало два. И даже когда в 1998 году часть этих вагонов была продана обратно в Китай, а часть в 2001 году заменена купленными в Германии (ради дешевизны — еще более старыми, выпуска 50—60-х годов, но, видимо, менее изношенными или более живучими, чем китайские), подвижной состав все равно имелся в избыточном количестве. Неужели все-таки «лишние» вагоны предназначались для корейской версии «Метро-2»?

Однако вернемся в 1968 год, когда указ вождя начал воплощаться в жизнь. Не будет большим преувеличением сказать, что китайские и советские специалисты внесли большой вклад как в проект будущего метрополитена, так и в подготовку корейских метростроителей. Поэтому многие использованные в Пхеньяне инженерные и конструктивные решения достаточно близко к оригиналу воспроизводили достижения советского метростроения того времени. Впрочем, способы строительства тоже были довольно традиционными — минимум техники, максимум революционного энтузиазма. То есть везде, где можно было не тратиться на машины, использовался ручной труд. Активное участие в строительстве приняла армия — что неудивительно для страны, которая пережила в недавнем прошлом две войны подряд, а готовность к третьей служила одной из основных тем партийной пропаганды. Да и сама страна здорово напоминала одну большую казарму. Острая нехватка квалифицированных специалистов и рабочих восполнялась офицерами и солдатами, мобилизованными крестьянами из провинции. Нашлось место и тысячам заключенных, которых бросали на самые тяжелые участки. О восьмичасовом рабочем дне, этом «великом завоевании социализма», речь и вовсе не шла. Однако знание последних указаний партии и великого вождя не способно заменить соблюдение всех технологических условий и хотя бы минимальной техники безопасности, которую, с учетом того, в каких условиях и на каких глубинах велась прокладка тоннелей под столицей КНДР, вовсе не следовало игнорировать. Свой «колорит» добавляло и низкое качество используемой строительной техники, в основном китайской. Такое положение вещей, конечно же, приводило к многочисленным техногенным авариям, в том числе и с человеческими жертвами, подробности которых вряд ли станут известны в ближайшие десятилетия из-за режима секретности.

В начале 1971 года планы строительства метрополитена в столице Южной Кореи начали воплощаться в жизнь. В КНДР понимали, что сеульские метростроители представляют собой весьма серьезных конкурентов и вполне могут построить свою подземку раньше северян, даже с поправкой на то, что те начали на три года раньше. В конце концов, южане не были так стеснены в средствах, имели в своем распоряжении более совершенное оборудование и помощь американских компаний; кроме того, они строили именно гражданскую транспортную систему, а не сеть бомбоубежищ на случай ядерной войны. То есть станции и тоннели сеульской подземки закладывались на гораздо меньшей глубине, а значит, требовали гораздо меньше затрат и времени. К тому же в Сеуле закладывали для начала одну линию, а не две сразу. Но «великий вождь» Ким Ир Сен считал, что проигрыш в начавшейся подземной гонке будет серьезным ударом по привлекательности изобретенного им «чучхе», этого марксизма с корейской спецификой. Поэтому первые же сообщения с Юга подстегнули и без того высокий темп прокладки пхеньянского метро. Однако все мы хорошо знаем немного циничный афоризм о том, что скорость и качество несовместимы. Словно в подтверждение этим словам аварии на строительстве первой линии метрополитена, получившей название Чоллима, стали случаться чаще, да и последствия их становились все тяжелее.

К этому времени уже велись работы на участке будущей станции «Понгва» («Путеводный огонь»), за которой линия Чоллима должна была сделать поворот к реке Тэдонган, разделяющей Пхеньян пополам, и, нырнув в тоннель под руслом реки, выйти в левобережную часть столицы КНДР. Ускорение работ с целью не дать Сеулу вырваться вперед вполне естественно сопровождалось участившимися нарушениями норм безопасности и технологических процессов. Измотанные постоянными сверхурочными работами, затюканные накачками агитаторов, полуголодные строители просто не способны были думать о чем-то еще, кроме как о скорейшем выполнении задания вождя.


Рекомендуем почитать
Петля Бороды

В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Резиденция. Тайная жизнь Белого дома

Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.


Горсть земли берут в дорогу люди, памятью о доме дорожа

«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.