Жестокое метро. Хроника подземных катастроф - [17]
Так это или нет, но большинство станций пхеньянского метро до сих пор закрыто для иностранных туристов, которых если в метро и пускают, то только в рамках «показательных экскурсий» и только на две станции первой линии — «Енгван» («Слава») и «Пухын» («Освоение Родины»), самые новые и самые красивые (по свидетельству очевидцев). К слову, топонимика пхеньянского метро заидеологизирована донельзя — названия всех станций никак не связаны с теми районами города, под которыми они находятся, если не считать нескольких совпадающих идейно (типа московского «Проспекта Мира» или петербургской «Площади Восстания»).
Еще одним аргументом в пользу как военных приоритетов, так и банального соревнования социалистического Севера с капиталистическим Югом при строительстве метрополитена становится численность населения Пхеньяна в то время — сейчас в городе проживают 1,7 миллиона человек, но в 1966 году, когда было принято решение о строительстве метро, в нем было лишь полмиллиона жителей. К моменту пуска первой линии в 1973 году их число достигло 650 тысяч, однако это все равно не слишком много — в СССР для начала строительства метро население города должно было перевалить за миллион жителей. Да еще и число вагонов, закупленных в Китае в 1972 году, более чем вдвое превышало потребности пхеньянского метрополитена и не помещалось в метродепо, даже когда их стало два. И даже когда в 1998 году часть этих вагонов была продана обратно в Китай, а часть в 2001 году заменена купленными в Германии (ради дешевизны — еще более старыми, выпуска 50—60-х годов, но, видимо, менее изношенными или более живучими, чем китайские), подвижной состав все равно имелся в избыточном количестве. Неужели все-таки «лишние» вагоны предназначались для корейской версии «Метро-2»?
Однако вернемся в 1968 год, когда указ вождя начал воплощаться в жизнь. Не будет большим преувеличением сказать, что китайские и советские специалисты внесли большой вклад как в проект будущего метрополитена, так и в подготовку корейских метростроителей. Поэтому многие использованные в Пхеньяне инженерные и конструктивные решения достаточно близко к оригиналу воспроизводили достижения советского метростроения того времени. Впрочем, способы строительства тоже были довольно традиционными — минимум техники, максимум революционного энтузиазма. То есть везде, где можно было не тратиться на машины, использовался ручной труд. Активное участие в строительстве приняла армия — что неудивительно для страны, которая пережила в недавнем прошлом две войны подряд, а готовность к третьей служила одной из основных тем партийной пропаганды. Да и сама страна здорово напоминала одну большую казарму. Острая нехватка квалифицированных специалистов и рабочих восполнялась офицерами и солдатами, мобилизованными крестьянами из провинции. Нашлось место и тысячам заключенных, которых бросали на самые тяжелые участки. О восьмичасовом рабочем дне, этом «великом завоевании социализма», речь и вовсе не шла. Однако знание последних указаний партии и великого вождя не способно заменить соблюдение всех технологических условий и хотя бы минимальной техники безопасности, которую, с учетом того, в каких условиях и на каких глубинах велась прокладка тоннелей под столицей КНДР, вовсе не следовало игнорировать. Свой «колорит» добавляло и низкое качество используемой строительной техники, в основном китайской. Такое положение вещей, конечно же, приводило к многочисленным техногенным авариям, в том числе и с человеческими жертвами, подробности которых вряд ли станут известны в ближайшие десятилетия из-за режима секретности.
В начале 1971 года планы строительства метрополитена в столице Южной Кореи начали воплощаться в жизнь. В КНДР понимали, что сеульские метростроители представляют собой весьма серьезных конкурентов и вполне могут построить свою подземку раньше северян, даже с поправкой на то, что те начали на три года раньше. В конце концов, южане не были так стеснены в средствах, имели в своем распоряжении более совершенное оборудование и помощь американских компаний; кроме того, они строили именно гражданскую транспортную систему, а не сеть бомбоубежищ на случай ядерной войны. То есть станции и тоннели сеульской подземки закладывались на гораздо меньшей глубине, а значит, требовали гораздо меньше затрат и времени. К тому же в Сеуле закладывали для начала одну линию, а не две сразу. Но «великий вождь» Ким Ир Сен считал, что проигрыш в начавшейся подземной гонке будет серьезным ударом по привлекательности изобретенного им «чучхе», этого марксизма с корейской спецификой. Поэтому первые же сообщения с Юга подстегнули и без того высокий темп прокладки пхеньянского метро. Однако все мы хорошо знаем немного циничный афоризм о том, что скорость и качество несовместимы. Словно в подтверждение этим словам аварии на строительстве первой линии метрополитена, получившей название Чоллима, стали случаться чаще, да и последствия их становились все тяжелее.
К этому времени уже велись работы на участке будущей станции «Понгва» («Путеводный огонь»), за которой линия Чоллима должна была сделать поворот к реке Тэдонган, разделяющей Пхеньян пополам, и, нырнув в тоннель под руслом реки, выйти в левобережную часть столицы КНДР. Ускорение работ с целью не дать Сеулу вырваться вперед вполне естественно сопровождалось участившимися нарушениями норм безопасности и технологических процессов. Измотанные постоянными сверхурочными работами, затюканные накачками агитаторов, полуголодные строители просто не способны были думать о чем-то еще, кроме как о скорейшем выполнении задания вождя.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.